Уйти красиво и с деньгами - стр. 37
Теперь Лиза явно хватила через край: Анна Терентьевна остановилась и с шумом вытолкнула из ноздрей воздух. Дремавшая под крыльцом собака почуяла, что дело нехорошо, встала, подобралась и уставила на гневную тетю Анюту бессмысленные карие глаза.
– Елизавета, – тихо, но грозно произнесла Анна Терентьевна. – То имя, что ты в который раз сегодня назвала, чтобы я слышала из твоих уст в последний раз! Ты молодая девушка и должна быть вдвойне осмотрительна. Малейшая капля грязи… Да ты сама знаешь! Вернее, не знаешь, не можешь знать по своей невинности, но… Поверь мне на слово: эта особа… Молчание, только молчание! Ты не знаешь о ней ничего!
5
Как бы не так!
Конечно, Лизе пришлось опустить глаза и кротко проговорить:
– Хорошо, тетя. Я буду молчать.
Однако она никак не могла взять в толк, как можно не знать того, что она давно уже знает. А что представляет собой Зося Пшежецкая, Лизе было известно отлично, и по многим причинам.
Во-первых, жили Пшежецкие на Почтовой, через три дома от Одинцовых, и Лиза наблюдала с детства все семейство собственными глазами. Во-вторых, Зосина младшая сестра училась с Лизой в одном классе. Звали ее Катей, или по-польски Касей. Имя это и она сама, и ее мать произносили слегка пришепетывая, поэтому злые девочки дразнили маленькую Пшежецкую Кашей. Ее подругой Лиза не была – замкнутая Кася всерьез ни с кем не сближалась. Но и не ссорились они никогда, потому что Лиза не любила насмешек и розыгрышей, на какие были горазды другие девочки, та же Мурочка (кажется, именно она и придумала имя Каша).
Дважды в год Анна Терентьевна заходила (заезжала, как упорно продолжала она твердить) к почтенной Антонии Казимировне, Касиной матери. То были соседские визиты, поэтому приходилось принимать и визиты ответные. Ничего скучнее и вообразить было нельзя! Лиза и Кася восседали в гостиной и беседовали по-французски о погоде, чтобы старые дамы исподтишка ими любовались. Сами по себе, где-нибудь в гимназическом коридоре или на углу Почтовой, девочки говорили бы о другом – о трудностях немецких упражнений или о десятичных дробях. Впрочем, и эти разговоры долго не длились: Каша была очень серьезная девочка.
Поэтому основным источником скандальных сведений о Пшежецких, и о Зосе в особенности, была няня Артемьевна. Няня зналась со всей соседской прислугой. В этих кругах ее считали кладезем мудрости. Она давала советы, интересовалась житейскими мелочами и знала всю подноготную многих обитателей Нетска. А уж на Почтовой для нее и вовсе не было никаких тайн.
Все свежие новости Артемьевна обычно выкладывала скромнице Матреше – должно быть, с назидательной целью. Беседы велись шепотком на кухне или в няниной комнате, где стоял знаменитый сундук – такой громадный, что платья в нем лежали расправленные во весь рост. Матреша няне в ответ почти ничего не говорила, только охала и ужасалась. Любопытная Лиза обычно бродила где-нибудь поблизости. Она не столько пугалась, сколько радовалась разнообразию людских проделок.
Именно таким образом Лиза узнала, что рыжий штабс-капитан Пшежецкий, отец Зоей и Каси, не случайно утоп в Нети, заглядевшись на закат и ненароком свалившись со Старого моста, как говорили тетя Анюта и Антония Казимировна. Нет, он, оказывается, перелез через высокие деревянные перила, сам прыгнул в воду и нарочно стал тонуть, хотя был отличный, бойкий пловец. А все потому, что он проиграл поручику Репкину громаднейшие деньги. Чтоб эти деньги заплатить, надо было продать и не слишком казистый домишко Пшежецких, и мебель, и все крестики Антонии Казимировны (других драгоценностей она не признавала), и даже – это Артемьевну особенно поражало – все до последнего горшки с кухни.