Утесы Бедлама - стр. 25

– Я буду впечатлен, если эта штука отправится на Марс. Пришли мне телеграмму за день до отправления, если все пойдет по плану. Увидимся на Цейлоне в мае.

Я нахмурился.

– Вы приедете?

– Это Министерство по делам Индии. Его сотрудники иногда ездят в Индию, – раздраженно ответил Синг. Ему не понравилось, что я почувствовал его тревогу. Он вздохнул. – Сделай все возможное, прошу тебя. И хотя бы до лета прекрати быть таким восторженным педантом относительно всего, связанного с морем, или я скормлю тебя тигру.

На кабриолете я в одиночестве доехал до многолюдного Гринвича. Этот корабль нельзя было не заметить. По размеру он в десять раз превосходил любое другое судно и был слишком велик даже для лондонского порта. Когда спустили тросы, казалось, даже земля затряслась от радостных криков толпы. Четыре якоря были прикованы цепями к носу корабля, каждый из них – в десять раз больше человеческого роста. Каждое звено цепи было выше меня. Тысячи людей размахивали руками и смеялись, стоя на причале. Меня охватило ужасное чувство, что вода не выдержит веса такого большого корабля и он потонет, но этого не случилось. «Грейт Истерн» плавно направился в сторону Грейвсенда. Из-за своих чудовищных размеров он странно смотрелся в море.

Я следил за его путешествием в газетах: для меня все большее значение приобретало то, что не каждая глупая затея заканчивалась гибелью в ледниках и заметкой в «Иллюстрированных лондонских новостях» о находках в карманах. Когда «Грейт Истерн» доплыл до Дувра, на борту случился пожар, но корабль был таким огромным, что его не повредила бы даже молния. Через неделю в газетах написали, что он беспрепятственно добрался до берегов Америки, причем раньше намеченного срока.

Ежедневно я заставлял Клема срезать черенки, пока яблони не закончились. Он так и не научился делать это хорошо, но я надеялся, что всему виной была мучившая его морская болезнь, а не что-то врожденное. Клем выходил из своей каюты, лишь чтобы поесть, а Минна перебралась в кают-компанию, заняв место за длинным штурманским столом вместе с членами команды корабля, не понимавшими, как вести себя в ее присутствии.

– Добрый вечер, – сказала Минна, когда я присел передохнуть по пути из трюма на кухню в канун Рождества. Экипаж корабля очень удивил меня, украсив корабль. Будь я один, забыл бы о празднике. Но теперь тут стояла удивительная атмосфера: повсюду горели свечи – столько, сколько разрешил поставить помощник капитана, – узкие двери были украшены венками из апельсинов и веточек гвоздики, отчего коридоры пахли праздником. Повар – немец по национальности, с усами как у принца Альберта – три дня подряд пек исключительно традиционные пирожки с сухофруктами и специями и варил глинтвейн. Это было чудесно. Я не помнил, когда в последний раз питался так странно и так вкусно.

– Съешь мои пирожки, – предложила Минна. – Я не хочу. Меня тянет только на зубной порошок.

– Если родится девочка, ты должна назвать ее Мятой. Чем ты занимаешься?

Море волновалось, и медные котелки с кастрюлями, висевшие на крючках над столом, раскачивались. Их тени двигались взад-вперед по карте, которую разглядывала Минна. С нескольких свечей капал воск, но мы притворились, что не замечаем этого. Как пригрозил помощник капитана, случись что, и он собственноручно выбросит все свечи за борт. Кто-то включил отопительные трубы, и из-под решетчатого пола донесся гул. Почти сразу горячий воздух по щиколотки окутал наши ноги. Когда стол покачнулся, Минна выронила свой компас и вскинула руки в знак капитуляции.