Устал рождаться и умирать - стр. 61
– Дядя, продал бы ты ему… – послышался голос паренька.
– Поменьше бы ты языком трепал! – Продавец сунул ему повод от коровы. – Крепко держи! – Потом подошел к теленку, оттолкнул согнувшегося отца и отвел теленка к матери. – В жизни не видал таких, как ты. Силой, что ли, увести хочешь?
Отец сидел на земле с помутившимся взором, словно одержимый:
– Мне все равно, хочу этого вола.
Теперь-то я, конечно, понимаю, почему он так настаивал, но тогда мне и в голову не приходило, что этот вол – очередное перерождение Симэнь Нао, Осла Симэня. Отец подвергался огромному давлению из-за того, что упорствовал в своих заблуждениях и оставался единоличником, – вот, думал я, на него помрачение и нашло. А теперь и сомневаться не приходится: между волом и отцом существовала духовная связь.
Теленка мы в конце концов купили – так было начертано судьбой, давно определено в преисподней. Отец с продавцом еще ничего не решили, а на рынке появился Хун Тайюэ, партийный секретарь большой производственной бригады Симэньтунь, с ним бригадир Хуан Тун и еще пара человек. Они заметили корову и, конечно, углядели теленка. Уверенно раскрыв корове рот, Хун Тайюэ заключил:
– Старье, все зубы съедены, только на убой и годится.
Продавец скривил губы:
– Ты, почтенный брат, волен не покупать мою корову, но говорить такое без зазрения совести никуда не годится. С какой это стати зубы съеденные? Я тебе вот что скажу: если бы бригаде не нужны были срочно деньги, я бы эту корову ни за что не продал. Пустил бы снова на случку, на будущий год еще бы одного теленка принесла.
Хун Тайюэ выпростал руку из широкого рукава, чтобы поторговаться, как это принято у барышников [87]. Но продавец отмахнулся:
– Брось ты это. Говорю ясно и четко: продаю корову и теленка вместе, обоих за пять сотен, ни медяка не уступлю, вот и весь разговор.
– Теленка беру я, за сто юаней, – выпалил отец, обнимавший теленка за шею.
– Ты, Лань Лянь, не тратил бы силенки, а возвращался бы домой, забирал жену с детьми – и в кооператив, – с издевкой бросил Хун Тайюэ. – Коли так волов любишь, назначим в скотники, будешь ходить за ними. – И глянул на Хуан Туна: – Что скажешь, бригадир?
– Мы, старина Лань, твоим упрямством уже наелись. Всем миром просим: давай в кооператив, ради жены и детей, ради репутации всей производственной бригады, – откликнулся Хуан Тун. – А то всякий раз на собрании в коммуне кто-нибудь нет-нет да спросит: «А что, у вас в деревне этот единоличник еще сам по себе?»
Отец не обращал на них никакого внимания. Голодные члены коммуны убили и съели нашего черного осла и растащили запасы зерна. Объяснить эти злодеяния можно, но в душе отца они оставили незаживающие раны. Он не раз говорил, что у него с ослом не обычные отношения хозяина и домашнего животного, – они жили душа в душу, как братья. Отец не мог знать, что черный осел – это его переродившийся хозяин Симэнь Нао, но наверняка чувствовал, что их свела сама судьба. На избитые фразы Хун Тайюэ и других он не хотел даже реагировать, а лишь обнимал теленка и твердил:
– Хочу этого теленка.
– Так ты тот самый единоличник и есть? – удивленно обратился к нему продавец. – Ну, ты, брат, молодец. – Он переводил взгляд с лица отца на мое, и его будто осенило: – Лань Лянь, ну да, Синеликий и есть. Добро, сто юаней и теленок твой! – Продавец подобрал с земли деньги, пересчитал, сунул за пазуху и повернулся к Хун Тайюэ: – Раз вы из одной деревни, пусть и вам благодаря брату Лань Ляню будет выгода: отдаю корову за триста восемьдесят, на двадцатку дешевле, забирайте.