Устал рождаться и умирать - стр. 41
– Ты мне осла сгубил, Сюй Бао, ублюдок! – горестно воскликнул хозяин.
Он собрался оставить меня и наброситься на обидчика, но тот запихнул яичко в сумку, в руке у него снова блеснул тот самый ножичек, и хозяин стушевался.
– Тебе, Лань Лянь, на меня обижаться не след. Все видели, – тут он указал на зевак, – даже эти ребятишки могут подтвердить, что это ты, Лань Лянь, натравил на меня своего осла, и с моей стороны это лишь оборона. Не будь я всегда начеку, от моей головы кровавое месиво уже осталось бы. Так что, старина Лань, не тебе меня винить.
– Но ты мне осла загубил…
– Да, был такой план, я мог провернуть его на все сто. Но я подумал: земляк ведь, разве можно с ним так? Скажу честно, у твоего осла их три, я взял лишь одно. Так он чуть подуспокоится – но это по-прежнему самец, полный сил и энергии. Ты, мать твою, не хочешь ли сказать «спасибо», еще не поздно это сделать?
Лань Лянь наклонился, чтобы посмотреть мне между ног, и понял, что Сюй Бао не врет. От сердца у него отлегло, но не настолько, чтобы благодарить. Ведь, что ни говори, этот злой дух в мгновение ока лишил меня яичка, даже не получив согласия моего хозяина.
– Вот что я скажу тебе, Сюй Бао, пусть это тебе и не по нраву придется: если с моим ослом будет что не так, ты у меня еще попляшешь.
– Он у тебя до ста лет доживет, если кормить мышьяком не будешь! Сегодня на работу в поле лучше не бери, отведи домой, концентрированного корма дай, соленой водичкой напои, через пару дней рана затянется.
Вслух Лань Лянь ничего не сказал, но к совету Сюй Бао прислушался и повел меня домой. Боль чуть ослабла, но болело еще сильно. Я бросил ненавидящий взгляд на этого ублюдка, который вскоре сожрет мое яичко, и уже обдумывал план мести. Но, по правде говоря, после происшедшего я исполнился немалого уважения к этому невзрачному человечку с ногами колесом. Есть в мире людей такие странные существа, которые зарабатывают на жизнь, холостя скот, но делают это мастерски, берутся за дело решительно, действуют наверняка и быстро – не поверишь, пока не увидишь своими глазами! Иа, иа! Эх, яичко мое, уже вечером ты окажешься вместе с вином в брюхе Сюй Бао, а завтра в выгребной яме. Яичко мое, яичко.
Не успели мы пройти немного, как сзади послышался крик Сюй Бао:
– Эй, Лань Лянь, знаешь, как называется приемчик, который я только что применил?
– Растудыть твоих предков, Сюй Бао! – огрызнулся хозяин.
Под смех толпы донесся самодовольный возглас Сюй Бао:
– Послушай хорошенько, Лань Лянь, и твой осел пусть послушает. Это называется «стащить персик, укрывшись за листвой»!
Ну Сюй Бао, ну герой, Стибрил персик за листвой! А Лань Лянь не молодцом, Эх, ударил в грязь лицом… —
заорали шустрые на язык мальчишки, которые провожали нас до самых ворот усадьбы Симэнь…
Во дворе становилось все оживленнее. Нарядные, разодетые по-новогоднему, там бегали и прыгали пятеро детей из восточной и западной пристроек. Лань Цзиньлун и Лань Баофэн достигли уже школьного возраста, но в школу еще не ходили. Цзиньлун – мальчик мрачный и печальный, какой-то вечно озабоченный; Баофэн, наивная и невинная, обещала стать настоящей красавицей. Они отпрыски Симэнь Нао, но ко мне, Ослу Симэню, непосредственного отношения не имеют. Прямое отношение ко мне имели двое ослят, которых принесла Хань Хуахуа, но, к сожалению, не прожив и полугода, они сдохли вместе с матерью. Смерть Хуахуа стала страшным ударом для Осла Симэня. Она наелась отравленного корма, а ослята, мои родные дети, напились ее отравленного молока. Рождение ослиной двойни праздновали всей деревней, а когда ослята с матерью сдохли, вся деревня переживала. Безутешный каменотес Хань обливался слезами, – но наверняка был и тот, кто втихомолку посмеивался, он и подсыпал яду. Это дело всполошило весь район, для расследования его прислали опытного работника общественной безопасности по имени Лю Чанфа. Человек туповатый, он только и мог что вызывать жителей деревни в правление и допрашивать словами, которые можно услышать на патефонных пластинках. Поэтому дело кончилось ничем. Позже этот паршивец Мо Янь в «Записках о черном осле» назовет виновным в отравлении ослов Хуан Туна. Написано у него – комар носа не подточит, но кто ж поверит слову сочинителя?