Успокойтесь, дорогая супруга - стр. 4
Так что сегодня я буду завтракать молча, внимательно слушая гостей. Следует прокачивать ганнский, если не собираюсь гнить в этой комнате до собственной панихиды.
Кажется, доктор прав. Пора решать, чего я хочу добиться.
3. Глава 2
– Леди Эдинтер, – мою руку умеренно обслюнявил толстячок из приморских лордов. – Рад, что вы почтили нас своими присутствием.
«Рада, что вы чувствуете себя хозяином в нашем доме» – чуть не съязвила я, но вовремя прикусила язычок. Больших неприятностей мне не надо.
– Доброго утра, лорд Мертон. Как здоровье вашей супруги?
– Превосходно, – лорд обернулся к хозяину дома. – Сальвадора наконец-то непраздна третьим и повитухи предвещают двойню. Мое почтение, герр Эдинтер.
Ну да, ну да, пошла я нафиг. Зачем отвечать на вопрос, глядя мне в лицо, если на горизонте замаячила более выгодная фигура. Поприветствовав отца книксеном и выдержав его суровый предостерегающий взгляд, я села со всеми за стол, мысленно облизнувшись.
Да тут не только овсянка, но и маленькие тарталетки с творожным сыром и икрой. Живем!
Под карими прицелами матери я манерно разрезала микроскопическую песочную корзиночку, отправив ее четвертинку вилкой в рот. Леди я, леди, изо всех сил благородная.
– Я искренне поздравляю вас, юная фрейлен, с вашим новым статусом, – обернулся ко мне гость. Икра застряла в горле.
– Прошу прощения, с каким статусом? – осторожно уточнила я, покрепче сжимая орудие завтрака. Объявили официальной сумасшедшей?
– Божьей невесты, разумеется, – широко улыбнулся мужчина, прощая мою глупость. – Послушницы в храме только и говорят, как блестяще вы прошли испытание перед богиней.
Какое еще испытание? Я из комнаты-то первый раз за неделю вышла! А с местными богами вообще не знакома, хоть и знала, что здесь веруют в богиню Артону – покровительницу семей. В ее честь учредили храмы благочестия и целомудрия, преимущественно – женского. Мужское было непопулярно.
– Благодарю, – главное, опустить глаза и улыбнуться, как здесь принято. – Для меня это дар свыше.
Судя по предостерегающему взгляду маменьки, без меня меня женили. Или пока не женили? Герру и фрау надоели сетования лекаря на мой синдром незамужности и они решили сплавить буйнопомешанную дщерь в новый вольер?
Если так, я буду отбиваться. Встану на подоконник, начну размахивать белым платком и требовать отпустить меня на волю, в пампасы. Вдруг где-то есть путь домой, а о нем не ведаю, каждый день любуясь в зарешеченное окно.
Конечно, смирилась я не сразу. Недели две ревела белугой, переживая за маму и Семена, одиноко умирающего с голоду рядом с полной миской, которую требовалось потрясти и демонстративно забрать, чтобы наглое животное с рычанием кинулось отбирать свое и набивать брюхо. Самэц, блин, охотник.
Потом еще две недели пыталась выйти на конструктивный диалог с хозяевами дома, ища рациональное объяснение творящейся белиберде, сравнивала себя с портретом Луизы Эдинтер, уповая на отличия тела и наличие логического объяснения происходящему.
И не находила. Девушка, смотрящая на меня с семейного портрета, отличалась только улыбкой. Шла третья неделя как я перестала улыбаться.
«Этого не может быть» – повторяла я, как заведенная, обнимая колени и прячась в углу кровати. Этого не может быть, это невозможно, на свете не существует настолько одинаковых людей, похожих даже мимикой – Луизу рисовали в разных обстоятельствах. И таких масштабных исторических реконструкций тоже не существовало, как и одинакового дня рождения вплоть до часа и погоды за окном роддома.