Ушли, чтобы остаться - стр. 94
И на этот раз долго пыхтел, корпел над вырванным из тетради листом. Бросил бы дело, да следовало выполнить данное Варе обещание сообщать в хутор о своем житье-бытье хотя бы раз в месяц. Здравствуй, Варя!
Наконец-то выдался свободный от работы денек, а то никак не мог выкроить пяток минут, чтоб написать. Наверно, думаешь, что служить матросом страшно интересно, вкалывать на плашкоуте, плавать по Цимле сплошная романтика. На деле моя работа – сплошная маета, по правде скажу, подумываю бросать ее и переходить на судоремонтный. Пойду туда хоть подсобником, лишь бы не ишачить на рыбзаводе, ломать спину за двоих: дирекция экономит зарплату и вместо двоих матросов держит одного меня.
Не думай только, что ищу легкой жизни, просто осточертело ходить под командованием шкипера, постоянно выслушивать от него всякие обидные слова-замечания. Разнополов страшно вредлив, любит погонять, показать свою власть, будто командует не плашкоутом-развалюхой, а стоит на капитанском мостике теплохода! Терпению моему приходит конец, дождусь получки и подам на расчет. Хватит, наплавался, вволю глотнул донского ветерка и промок! Под завязку сыт матросской работой! В иной день по два рейса делаем.
Недавно заходили в Пятиморск, купил тебе отрез штапеля, ровно 4 м, как просила.
Лети с приветом, вернись с ответом!
Твой Филипп
Исписанные странички из школьной тетради Филипп вложил в конверт, провел языком по полоске клея, для верности прихлопнул кулаком и опустил в почтовый ящик. Затем не спеша продолжил путь на рыбзавод. Шел и думал: «Опять от шкипера попадет, скажет, где шлялся, кто за тебя будет палубу мыть?.. Зануда, каких поискать! Ни по хорошему, ни по плохому к нему не подступиться, часами как сыч молчит, а то давай покрикивать, командовать, навешивать всяких дел: это сделай, про то не забудь!…В кино аргентинский фильм про бандитов крутят, а ты изволь вкалывать за двоих!..
Стоило дошагать до причала, возле которого покачивались плашкоуты с облезлыми бортами, как Филипп увидел Разнополова – тот стоял у висящего на столбе спасательного круга, затем перешел на борт, точно спиной почувствовал приход матроса.
«И чего дома не сидится? – удивился Филипп. – Я-то холостой, мне в четырех стенах делать нечего, в мои годы и моем положении в клубе на танцах ночи проводить. А он женатый, двух дочерей на свет произвел – одна даже сделала его дедом – по всем статьям в семье быть, так нет же, словно привязан к плашкоуту! Без дела минуту не усидит, и на меня всякие поручения навешивает!..»
Филипп перепрыгнул с причала на плашкоут и первое, что услышал от шкипера, был приказ почистить кастрюлю, днище закоптилось.
– Да три дня назад драил речным песком! – напомнил Филипп.
И еще что-то собрался добавить в свое оправдание, но шкипера рядом уже не было: запахнув фуфайку (на ней не было ни единой пуговицы), Разнополов спустился в кубрик.
Матрос выругался про себя и не стал выполнять приказ – оставил чистку кастрюли на потом.
Над головой ветер путался в связке вяленой, повешенной на тесьме рыбе. Синьга гудела и, ударяясь друг об друга, издавала дробный стук.
До совхоза «Донской», к обосновавшейся там рыболовецкой бригаде шли почти два часа. Катер словно на ощупь подвел плашкоут к крутому берегу. Тотчас из домика рыб-пункта вышла дебелая повариха. Штурвальный с катера крикнул Филиппу: