Ушли, чтобы остаться - стр. 19

– Послушай! – с жаром заговорил Олег. – Не надоело крутиться в ресторане? На Севере работа должна быть соответственно северной, полярной. Бросай ресторан, переходи в «Красный чум» киномехаником – сама говорила, что пленку перематывала, видела, как фильмы демонстрируют, чуть подучишься и станешь кино ненцам крутить!

Не отпуская Галку, захлебываясь словами, Олег рассказал, что «Красный чум» обслуживает кочующих со стадами оленеводов, проводит профилактический медосмотр, при необходимости оказывает помощь людям, но, к счастью, кочующие по тундре не болеют.

– Сколько можно работать среди жующих и пьющих? В селе спросят, кем была на Севере, чему научилась, не ответишь же, что носила тарелки с едой да бутылки. Овладеешь профессией киномеханика, и тебя с распростертыми руками на материке возьмет любой кинотеатр, клуб, Дом культуры!

Галка не умела решать с бухты-барахты, все хорошенько обдумывала, взвешивала «за» и «против». Представила, как предъявит в Осиповке удостоверение киномеханика и председатель с секретаршей, бухгалтером запляшут от радости, что объявился собственный специалист по демонстрации фильмов.

– Согласна! – выдохнула девушка.

Прежде Сорокина видела тундру издали, с окраины Нарьян-Мара, но немало наслушалась о жизни оленеводов, которые во время посещений города никогда не жаловались на трудности, пургу, кровожадных волков, то и дело нападающих на стада.

Настоящую тундру увидела в первый же час поездки, когда сидела за спиной я с о в е я, что значило «хозяин упряжки», на запряженных парой оленей нартах. Следом с киноаппаратурой, походной аптечкой, батареями, газетами, письмами ехал Олег, научившийся вести нарты, управлять оленями.

Сначала Малоземельная тундра показалась скучной, однообразной, серой, где не на чем остановить взгляд, лишь изредка попадались ручьи, холмики, болотца. Но к вечеру Галка стала замечать, что тундра разная, надо лишь хорошенько приглядеться: болотистые низины сменяли ручьи, с растущими по берегу стелющимися по земле ягодами, островками я г е л я – основной пищей оленей.

Галка не просила остановить нарты, чтобы размять затекшие ноги, спину, снять намокший совик – капюшон, м а л и ц у, терпеливо переносила тряскую езду, слушала, как покрикивает погонщик, скрипит под полозьями нестаявший снег, наблюдая, как резво несутся олени, поведя закуржевевшими крупами.

– Усь, пр! – Тыку Явтысий покрикивал на оленей, подстегивал длинным шестом – х о р е е м. Сколько ездовому лет, определить было невозможно – то ли тридцать, то ли все шестьдесят: гладкое, без единой морщины лицо, жесткие, выбивающиеся из-под капюшона черные как смоль волосы. Позже Галка узнала, что Тыку шестьдесят с гаком, служил под Мурманском в морской пехоте, тогда же освоил грамоту и песни, которые нельзя исполнять при женщинах.

Погонщик не оборачивался на сидящую за спиной девушку, молча вел оленей, на вопросы отвечал односложно.

Вокруг, насколько хватало глаз, было пусто и бело. Не верилось, что где-то остались большие и малые города, села, толпы людей, машины. К третьему часу езды Галка стала подремывать, последнее, о чем подумала, было солнце, которое, по рассказам Олега, поздней осенью погаснет, точнее, уйдет за горизонт, уступит место долгой ночи, начнется «время замерзшего моря», за ним «время отела», «месяц падающих рогов», «месяц, когда птицы собираются в стаи».