Усадьба Сфинкса - стр. 10

– На улице нет, –  сказал человек в «арафатке». –  Ушла. Или тут прячется.

К счастью, Камиллу не подвело чутье и дверь она выбрала верную. Я откашлялся. Все снова посмотрели на меня.

– Господа, паб закрыт, –  сообщил я. –  Кстати, если мальчикам нет восемнадцати, им тут вообще делать нечего.

Толстый парень в дафлкоте вздернул подбородок, шагнул ко мне и толкнул в грудь.

– Где девчонка?

У него был ломкий голос подростка и тон человека, привыкшего, что его приказы исполняются мгновенно и беспрекословно.

– Дружок, понимаю, я в твои годы тоже бегал за девочками, но сейчас для этого поздновато. Ночь на дворе. К тому же, похоже, ты не в ее вкусе, что можно понять.

Мальчишка вспыхнул и занес пухлый кулак. Не вставая с барного табурета, я коротко размахнулся левой рукой и ладонью хлестнул по большой мягкой щеке так, что другая заколыхалась. На лице у него появилось обиженное и растерянное выражение человека, впервые по этому лицу получившего. Он покачнулся, заморгал, попытался усесться на стоявший поблизости стул, промахнулся и с грохотом рухнул, увлекая за собой и стул, и стол за мгновение до того, как чуть замешкавшийся мужчина в «арафатке» успел его подхватить.

Я заметил движение с другой стороны и повернулся. Юноша в спортивном костюме поднял полусогнутые руки и начал, подпрыгивая, приближаться ко мне. Это напоминало воинственные танцы, которые исполняют друг перед другом, выскочив из автомобилей, повздорившие на дороге клерки. Я встал и несильно пробил ему носком ноги в корпус. Он охнул, согнулся пополам и осел у стены.

Я опасался, что в ход пойдут пистолеты –  это могло бы осложнить дело, –  но все обошлось. Мужчина со взъерошенными волосами снял с пояса дубинку и начал неспеша приближаться, покачиваясь и равнодушно глядя чуть в сторону. Он был будто собран из широких костей и двигался плавно, как умелый танцор. Второй, с трудом кое-как усадив оглушенного пощечиной толстого мальчишку на стул, медленно подходил с другой стороны, слегка постукивая своей дубинкой по барной стойке.

– Они убийцы, –  сообщило мое отражение. –  Все четверо.

– Вижу, –  ответил я. –  Наконец-то.

Время замедлилось и окружающее приобрело какую-то кристальную, прозрачную ясность. Я видел и слышал все: как стонет, приходя в себя среди рассыпанных ножей и вилок, повар на кухне; как в хостеле тремя этажами выше дважды повернулся ключ в замке, надежно заперев дверь; как на пивном кране дрожит, готовясь сорваться, мутная капля. Внутри меня по жилам и венам словно побежали пузырьки газировки, и я почувствовал, как приближается ликующая, беспримесная, восхитительная ярость. Это была не прокисшая унылая злоба, копящаяся от чувства своей ущербности, будто жидкая гниль на дне мусорного бака, которую трусливо вымещают на слабых; не свирепая ненависть психопата, потерявшего чувство реальности и грозящего этой самой реальности казнями и испепелением; не дофаминовая жажда насилия и чужого страдания как у маньяков; это было живое пьянящее чувство, чистое, как кислород.

Двое приближаются ко мне с двух сторон. Эти парни умеют действовать в паре, и навык свой приобрели явно не на тренировках по керлингу. Высокий как будто лениво делает несколько ложных замахов, а потом резко атакует, целя в висок. Я бью навстречу движению тыльной стороной ладони и попадаю точно в запястье. Дубинка вылетает у него из руки, бешено крутится в воздухе и падает за стойку, где что-то разлетается осколками и металлическим дребезгом. Кулак моей правой руки врезается ему в шею сбоку, он хватается за нее обеими руками и начинает стремительно багроветь.