Усадьба Сфинкса - стр. 1

Ночной безжизненный свет разливается по стене сероватыми призрачными полотнищами, похожими на колышущиеся полупрозрачные простыни. Бледные тени скользят по ним, как по экрану потустороннего кинотеатра, в котором беззвучно крутят старую черно-белую киноленту. Я не сплю и не бодрствую, и в моем полусне тени превращаются в причудливо переплетенные образы: принцесса в высокой башне, протягивающая из окна руки; женский лик с провалами глаз, черными словно бездна, и широким шлейфом темных волос; каббалистические фигуры, старец на троне, а потом вдруг чудовище, похожее на исполинского волка, пожирающего светило. Я пытаюсь увидеть в этом какой-то сюжет или смысл, но сознание проваливается в вязкое забытье, и всякий раз я засыпаю под утро с чувством, что был должен кого-то спасти, но не смог.

Я открываю глаза, когда подкрадывается тусклый рассвет. За окном о железный скошенный подоконник неровной дробью стучат капли дождя. Волшебный экран в свете унылого утра пропал, вновь превратившись в оклеенную лоснящимися вытертыми обоями стену небольшой комнаты, тесной от громоздкого трехстворчатого шкафа с перекошенными приоткрытыми дверцами, книжного стеллажа, стола, компании из четырех разных стульев и огромного комода, в пустых ящиках которого, пахнущих морилкой и нафталином, среди высохших насекомых и пыли я обнаружил вскрытую пачку презервативов «Гусарские» и довоенное издание «Библии для верующих и неверующих» –  наследие прежних жильцов.

Прошло всего восемь дней, но мне кажется, что в этой обстановке я давно уже дома.

Больная усталостью женщина с темными кругами вокруг глаз, у которой я нанял эту квартиру, долго пыталась получить от меня внятный ответ на вопрос, зачем я приехал в Анненбаум и чем планирую тут заниматься, видимо опасаясь, что я совью в стенах ее единственного актива преступное гнездо, организую наркоторговлю или еще что похуже, но в итоге удовлетворилась полной предоплатой наличными за месяц вперед и еще такой же суммой в качестве страхового взноса, выдав взамен связку из двух старомодных железных ключей.

Я провожу мои дни почти одинаково. Варю кофе на маленькой кухне с узким окном, выходящим во двор, где за густыми кустами черемухи и высокими раскидистыми тополями виднеется заросшая сорной травой площадка с ржавыми рамами футбольных ворот и горкой в виде покосившейся железной ракеты. Зажигаю газовую колонку, всякий раз гулко ухающую так, словно хочет меня напугать, и принимаю душ, стоя в шершавой, пожелтевшей от времени ванне, стараясь не обращать внимания на вонь из сточной трубы. Я не люблю эту квартиру, и она, кажется, платит мне тем же. Это похоже на вынужденное сожительство с женщиной недоброй и некрасивой, которой нужно, чтобы кто-то оплачивал коммуналку, а тебе просто требуется место кое-как перекантоваться от заката и до рассвета. Такие союзы обычно возникают как временные, но чреваты фатальным постоянством. На кухонном подоконнике в треснувшем горшке стоял почти засохший алоэ, царапавший коричневыми колючками стекло, как будто в отчаянной попытке выбраться отсюда наружу; я взялся было его поливать, но благодарности не ощутил. После завтрака я стараюсь не засиживаться: одеваюсь, натягиваю пальто, беру зонт и выхожу из квартиры. На лестнице есть еще три двери, одна напротив моей, две на первом этаже, но соседей я не встречал ни разу и только обонял их невидимое присутствие –  это был сладковатый аромат тления, сушеных трав и лекарств, лишь единожды перебитый крепким запахом пота и табака.