Урожай неприятностей - стр. 15
Уже вечером у Люськи ожил телефон. Геннадий Павлович сообщил, что завтра, в первой половине дня, он может встретиться с Люськой в скверике, недалеко от своего дома.
– У меня не слишком много времени, – предупредил пенсионер. – После двух придут шпаклевать потолок. Вы уж не опаздывайте, подъезжайте в скверик часам к одиннадцати.
Заверив Ольхова, что в одиннадцать ноль-ноль будет как штык, Люська отсоединилась.
***
Люська примчалась в сквер без четверти одиннадцать. Сев на первую от входа скамью, позвонила Димону.
– Дим, я на месте. Ты скоро?
– Люсь, мы из ветклиники уже возвращаемся. Минут через пятнадцать буду в сквере.
Время шло, Геннадий Павлович не торопился на встречу. Через полчаса Люська забеспокоилась. Ни Димки, ни Ольхова. И у обоих недоступны телефоны. Жесть!
– Что, опаздывает? – ехидно усмехнулась старушка в белом берете.
– Опаздывает!
– А ты не будь размазней! – неожиданно зло заявила бабулька. – Раз вовремя не притопал, бери ноги в руки и сматывай удочки. Сидишь тут, как клуша, а он, небось, с другой гуляет. Все они одним миром мазаны. Была б моя воля, всех мужиков в тюрьмы пересажала.
– Зачем в тюрьму-то?
– Порода у них одна – кобелиная. Взять, к примеру, моего покойного мужа-кобеля. Всю кровь из меня высосал! До свадьбы на руках носил, пылинки сдувал, а как расписались, пошло-поехало. По бабам таскаться начал. И ведь с хитрецой рога мне наставлял. Назначит свидание в центре Москвы у какого-нибудь памятника и говорит, жди меня, Маруся, до половины седьмого, я задержаться чуток могу.
– И что? – Люська посмотрела на экран смартфона.
– А то! Я у памятника стою, козла своего жду, он в это время в нашу квартиру подругу мою приводил. А потом ко мне несется, извини, задержался на работе. После уже я узнала, по какой схеме он действовал. Спасибо, нашлись добрые люди, глаза раскрыли. Вот и ты мотай на ус.
– Мой парень мне не изменяет. Тем более с моей подругой.
– Блажен, кто верует. Не изменяет тебе, значит, изменяет Родине, – последовал жёсткий ответ. – Молоденькая ты ещё, жизни не знаешь, а баба Маня совет тебе дельный даёт.
– Димка меня любит, – сказала Люська, засмеявшись.
– Ну-ну. Сиди тут до второго пришествия.
Пересев на соседнюю скамейку, Люська попыталась связаться с Ольховым.
– Звони-звони, – бубнила бабка. – Он уже, наверное, другую себе нашёл.
Минутой позже Люськиного плеча коснулась чья-то рука. От неожиданности она вздрогнула. Рядом стоял щупленький низкорослый дедок с осунувшимся лицом.
– Вы Людмила? – с придыханием спросил он.
– Да.
– Тысячу извинений! Я опоздал не по своей вине. Представляете, спускался в лифте, а он, окаянный, застрял. Сорок минут в душной кабинке просидел.
– Ничего страшного, главное, вы пришли.
Геннадия Павлович опустился на скамейку, а баба Маня заголосила:
– Батюшки мои! Куда мир катится?! Вот так парень. Совесть у тебя есть, козья твоя морда! Она же тебе во внучки годится.
Ольхов округлил глаза.
– Простите, вы это мне сказали?
– Ой, стыдоба-то какая! Тебя через год-другой на Ваганьково везти надо, а ты такие фортеля выкидываешь. Бесстыжая твоя физиономия! Так бы и отходила по ней палкой.
Геннадий Павлович встал.
– Позвольте…
– Не позволю! Дома, наверное, жена для тебя, язвенника, кашки геркулесовые варит, да котлетки на пару готовит, а ты в сквере девчонке голову морочишь. Она ж поди ещё несовершеннолетняя. А это статья!