Уроки русского - стр. 6

– Существительное? – спросил он. – Это как?

– Слово, которое отвечает на вопрос кто? или что?

– А слово «кушать», например? – серьезно спросил он.

– Слово «кушать» – это глагол, – ответила я. – Описывает действие. Отвечает на вопрос что делать? У него нет падежей.

– Оно не изменяется? – радостно спросил начальник.

– Изменяется, только по-другому, и это называется «спряжение».

– Зачем придумывать кучу всего: «падежи», «спряжения»?.. – обиженно сказал он. – Сказали бы «изменения», и все тут. И, кстати, автор учебника не говорит «существительное». Она говорит «слово». Вы уверены, что это только для существительных?

Мсье Жан-Ив Кортес, вероятно, был ценный кадр и большой подарок для далекого посольства в одной из стран СНГ, куда он ехал работать. Но бесплатная языковая инициация, заботливо предусмотренная для него французским МИДом, для меня обернулась своего рода взятием Бастилии, причем в моем случае Бастилия оборонялась в течение двух недель.

Я вынуждена была забыть все свои объяснения, составленные на основе трех отличных учебников и красиво распечатанные на листочках формата А5.

Я должна была скрепя сердце упрощать и калечить изящный текст мадам Буланже, а иной раз и вообще не открывать учебник, чтобы объяснить азы фонетики человеку, который упорно стремился высмеять систему, которую изучал.

Он хотел произнести «р» и не мог, и ругал за это меня.

Он откровенно издевался над моими попытками научить его произносить «ы». Он, буквально раз плюнув, доказал мне, что разницы между произношением «ле» и «лэ» нет.

В общем, первую пару уроков мы провели, грубо нарушив все педагогические и фонетические правила. Он говорил, перемалывая «ы» в «и», убедил меня, что нужно говорить не «хорошо», а «карашо» («Я слышу, вы говорите „к“, не отпирайтесь!») и картавил, точно Денисов в «Вой не и мире».

– Доб’гый день! Ви профессор? – любезно интересовался он. – Ви катити кушат? У вас красивии глаза. – Он настоял, чтобы я ему записала эту фразу на отдельную липкую бумажку. – Хочу быть готовым, – предупредительно поднял палец Жан-Ив, – хочу быть готовым к встрече с русской красотой.

«Здрасьте! Как дела?» стало последней каплей нашей фонетической разминки.

– З’гасте, как дела, – весело повторил Жан-Ив и добавил на чистом французском, потягиваясь на стуле: – Да вообще-то ниче сложного, скоро буду говорить свободно.

Впрочем, у Жан-Ива было одно несомненное достоинство: он никогда не боялся задать вопрос по теме (и без темы), и благодаря его изнурительному любопытству я смогла увидеть то, что непонятно другим застенчивым и старательным ученикам, из которых, напротив, и клещами вопроса не вытянешь.

«Ладно, – злорадно подумала я, – зачем тебе русский, в конце концов? Дотянем как-нибудь до следующей недели, а там ты окунешься в общение с франкоговорящим бомондом, который давно уже сложился вокруг твоего посольства, и будешь говорить только по-французски… И все „катити кушать“ увянут сами собой».

И все же совесть победила.

«Так просто нельзя преподавать», – сказала я себе, зачекиниваясь на одном маленьком, но очень симпатичном форуме лингвистов и переводчиков.

И написала там:

«HELP!!! Кто-нибудь, научите человека говорить букву „ы“!!! А также „р“, „х“, „щ“, и твердую „л“, если можно…»

Ответ пришел через три часа. Многоязычное чудовище, которое его написало, в Сети носило кличку Хундт и обычно издевалось над всеми новичками форума, которые пытались скрыть, что не знают значения слова «флексия». Но на этот раз мне повезло, и ничем другим, как припадком неожиданного филантропства, я не могу объяснить стройное, изящное, украшенное образным юмором и полезными примерами письмо Хундта, в котором он объяснял, как же именно нужно растягивать рот, чтобы произнести самую трудную русскую гласную закрытого вида центрального ряда, которая на самом деле, дружелюбно пояснил Хундт, дифтонгоид.