Ургаш. Три касания - стр. 6
На улице я предложил Павлу:
– Идём ко мне в номер, как бывало, по-студенчески нарежем на газете колбаски…
– Нет, – возразил Павел. – Идём со мной! Мы тут собираемся отделом на одной квартире, отмечаем новогодние и прочие праздники.
Дверь открыла вылитая Мальвина из сказки – эфемерное создание в голубом халатике с кукольным личиком, роскошными локонами и точёной фигуркой. В комнате почти никакой мебели: стол, простенький диван-кровать и грубо сколоченная большая лавка вдоль стены, на которой стопками сложено бельё. Несколько платьев на плечиках повешено на обратной стороне комнатной двери. Гвоздь программы – Пашкина гитара на стене. Я её сразу узнал. Помнишь, Алёша, мы подарили её Павлу, когда ездили на целину? Тогда ещё наш староста, Игорь Матвеев, выжег на её деке: «Сурова жизнь, коль молодость в шинели и юность перетянута ремнём». Для выпускника Казанского военно-политического училища очень даже неплохо. Как мы его ни ругали, исправить ничего было нельзя. Звук у гитары оказался отменным, а жизнь, как оказалось, долгой.
– Галина, – представилась хозяйка.
– Галя у нас специалист по термообработке металлов. Приехала из Красноярска, – добавил Павел.
В тот вечер я увидел прежнего Пашку. Он балагурил, играл на гитаре. Мы спели с ним наши старые «Ленточки матросские», «Черноморскую чайку», «Четыре зуба»… Галина подпевала нам тонким приятным голосочком. На удивление она знала все слова наших песен.
Так началось моё возвращение в Ургаш.
Ургаш, Сергееву Д. Г.
Спасибо, Митя, за обстоятельное письмо. Второй день живу приятными воспоминаниями о нашей практике в Ургаше летом далёкого 1959-го. Перебираю фотографии. Какие мы там юные и красивые, все в ожидании будущей интересной и счастливой жизни! Не понимали дурачки, что тогда-то и была у нас жизнь интересной и счастливой. Без кризов и радикулитов. А мы с тобой переживали по поводу танцев и девчонок. Несмышлёныши. Теперь у меня четверо детей от двух жён, кафедра в альма-матер, «Волга» в гараже, дача на Карельском перешейке… А я завидую нам, тогдашним пацанам, что играли в шахматы на подоконнике…
Передавай привет Пашке, пусть держит хвост пистолетом. И пиши мне побольше про Ургаш, где-то по его улочкам до сих пор бродит наша юность.
Ленинград, Матушевскому А. Б.
Дела на заводе по моей теме ещё только разворачиваются, поэтому вечера и выходные у меня пока остаются свободными. Я отнёс в местную газету пару своих рассказов. С единственной целью – выйти на местную пишущую братию. Мой ход сработал, в редакции меня вывели на «собратьев по перу», а затем и на Веронику Бревдо, единственного в Ургаше члена Союза писателей.
Живя в Ленинграде и изредка печатаясь, я имел возможность общаться с некоторыми писателями и редакторами, т. е. какие-то азы литературного творчества к своим пятидесяти годам я всё-таки постиг. И вполне могу поделиться ими с местной пишущей молодёжью, не претендуя на роль литературного мэтра.
Мне нравятся эти молодые и горячие ребята и девчонки, начитанные и талантливые. Одни фамилии чего стоят: супруги Винокуровы, Лёня Гладков, Тамара Рубцова… Мы слушаем их стихи и рассказы, критикуем, спорим, рассказываем анекдоты, смеёмся и снова спорим.
Они же познакомили меня с Вероникой Бревдо. Общение с членом Союза писателей, автором нескольких книг в корне отличается от общения с начинающей литературной братией, молодой и неугомонной. Вероника прикована к постели какой-то редкой болезнью. Паралич сковывает её тело, постепенно поднимаясь от нижних конечностей к голове. Я нашёл в энциклопедии нечто похожее, называется «синдром Лу Герига» – постепенная атрофия всех мышц. Кроме того, там есть ещё болезнь Шарко – Мари – Тута – медленно прогрессирующая мышечная атрофия, но не уверен в своём диагнозе, извини, не специалист. А спросить Нику не решился. Сейчас можно видеть только её красивое лицо в обрамлении чёрных волос да огромные выразительные глаза – всё, что не скрыто одеялом. К ней я захожу по предварительной договорённости.