Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант) - стр. 150

Как только приговор был произнесен, толпа христиан, ожидавших у ворот дворца и слушавших, что говорили на суде, тут же отозвалась на него общим криком: «Мы умрем вместе с ним!» Но этот благородный порыв религиозного рвения и любви не помог Киприану и не был опасен для самих кричавших. Епископа без сопротивления и без оскорблений отвели под охраной трибунов и центурионов на место казни – на просторную плоскую равнину возле города, которая уже была заполнена множеством зрителей. Верные Киприану пресвитеры и дьяконы получили разрешение сопровождать своего святого епископа. Они помогли ему снять и уложить рядом верхнюю одежду, расстелили на земле полотно, чтобы собрать его кровь как драгоценную реликвию, и получили от него указание дать двадцать пять золотых монет палачу. После этого мученик закрыл лицо ладонями, и его голова одним ударом была отделена от тела. Его труп несколько часов оставался лежать там же напоказ для любопытных иноверцев, но ночью был взят оттуда и в торжественной процессии, при великолепной иллюминации перенесен на христианское кладбище. Похороны Киприана были пышными и публичными, и римские власти нисколько не мешали этому. Тем из верующих, кто оказал последние услуги Киприану при жизни и отдал ему последние почести после его смерти, не угрожали ни следствие, ни наказание. Следует отметить, что из великого множества епископов провинции Африка Киприан первый был признан достойным мученического венца.

Киприан имел возможность выбрать, умереть ему мучеником или жить вероотступником, но первое означало честь, а второе – бесчестье. Если бы мы предположили, что епископ Карфагена пользовался христианской верой лишь как орудием своей жадности или честолюбия, он все же был бы обязан поддержать репутацию, которую себе создал, и, обладай он хотя бы крупицей мужской отваги, должен был скорее обречь себя на самые жестокие пытки, чем одним поступком променять добрую славу, заработанную всей жизнью, на отвращение и ненависть собратьев-христиан и презрение язычников. Но если религиозное рвение Киприана поддерживалось искренним убеждением в истинности тех правил, которые он проповедовал, то мученический венец, должно быть, был для него желанным, а не страшным. Трудно извлечь хотя бы одну четко выраженную мысль из туманных, хотя и красноречивых декламаторских фраз отцов церкви, трудно также точно определить, сколько вечной славы и вечного счастья они уверенно обещали тем, кому повезло пролить кровь за дело веры. Они внушали христианам с подобающим в этом случае усердием, что огонь мученичества восполняет все недостатки и очищает от любого греха; что пока души обычных христиан должны проходить медленное и болезненное очищение, торжествующие страдальцы немедленно получают вечное блаженство там, где рядом с патриархами, апостолами и пророками они царят вместе с Христом и служат ему помощниками в суде надо всем человечеством. Уверенность, что их ждет долгая земная слава – цель, добиваться которой так свойственно людям, ибо человек по своей природе тщеславен, – часто придавала отвагу мученикам. Почести, которые Рим или Афины воздавали гражданам, павшим за родину, были холодными и бессодержательными знаками уважения по сравнению с горячей благодарностью и пылкой преданностью, которые ранняя церковь дарила победоносным защитникам веры. Ежегодные празднества в память об их добродетелях и страданиях были священными церемониями и в конце концов стали религиозными обрядами. Тем из открыто исповедовавших свои религиозные принципы христиан, кто (как случалось очень часто) выходил на свободу из суда или тюрьмы языческих властей, оказывались почести, которых по справедливости заслуживали их незавершенное мученичество и благородная решимость. Самые благочестивые христианки умоляли освобожденных о разрешении поцеловать побывавшие на их теле оковы или полученные ими раны. Они считались святыми, их решения почтительно выполнялись, и эти люди очень часто предавались гордыне и разврату, злоупотребляя тем огромным преимуществом, которое завоевали благодаря религиозному рвению и бесстрашию