Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант) - стр. 116

Какого бы мнения мы ни придерживались о чудесах, сотворенных ранней церковью начиная со времени апостолов, податливость принимавшей все без сопротивления души, столь заметная у верующих во II и III веках, случайно принесла некоторую пользу делу истины и религии. В наше время даже к самым благочестивым чувствам примешивается скрытый или даже невольный скептицизм. В признании сверхъестественных истин подлинными у наших современников активного согласия гораздо меньше, чем холодной пассивной уступчивости. Вследствие давней привычки наблюдать и чтить неизменный порядок Природы, наш разум или по меньшей мере наше воображение недостаточно подготовлены к тому, чтобы выдержать видимые глазом действия Божества. Но в первые века существования христианства состояние человечества было совершенно иным. Наиболее любопытные или наиболее легковерные среди язычников часто отвечали согласием на уговоры войти в общину верующих, если там уверяли, что творят подлинные чудеса. Первые христиане жили мистикой, и упражнения в ней выработали у их умов привычку верить в самые необычные события. Они чувствовали или воображали, что их со всех сторон осаждают демоны, утешают видения, наставляют пророчества и удивительным образом спасают от опасности, болезни и самой смерти молитвы церкви. Подлинные или мнимые знамения, адресатами, орудиями или зрителями которых они так часто себя считали, очень удачно настроили их на то, чтобы так же легко, но с гораздо большими основаниями признать истинность подлинных чудес евангельской истории; таким образом, чудеса, не выходившие за пределы их собственного опыта, внушили им глубочайшую уверенность в истинности тайн, которые, как было признано, были слишком велики для их понимания. Именно это глубинное ощущение, что сверхъестественные истины верны, так сильно прославлено под именем веры; это состояние ума описано как самый верный залог милости Бога и будущего блаженства и названо главным, а возможно, единственным достоинством христианина. По мнению более строгих среди богословов, моральные добродетели, которые могут быть и у нехристианина, не имеют никакой ценности и никакой пользы для нашего оправдания перед Господом.

IV. Но первые христиане показывали, какова их вера, именно посредством добродетелей и вполне обоснованно считали, что убеждающее слово Бога, которое просвещает или подчиняет себе ум, должно вместе с этим очищать сердце и направлять поступки верующего. Первые адвокаты христианства, когда доказывают невиновность своих собратьев по вере, и писатели более позднего времени, когда прославляют святость своих предков, самыми яркими красками рисуют переворот в нравственности, который совершила проповедь Евангелия. Поскольку в мои намерения входит рассмотрение лишь тех человеческих причин, которым было позволено усилить влияние откровения, я кратко упомяну о двух причинах, которые могли вполне естественным образом сделать жизнь первых христиан намного чище и строже в отношении нравов, чем была жизнь их современников-язычников или их выродившихся потомков, – раскаяние в прежних грехах и похвальное желание не уронить доброе имя того общества, которое приняло их в свои ряды.

Очень давнее происхождение имеет упрек, который делали христианам невежественные или злобные иноверцы: будто бы христиане завлекали в свои ряды самых жестоких преступников, которых, когда те чувствовали угрызения совести, было легко уговорить смыть водой крещения прежнюю вину, возможности искупить которую им не давали в храмах языческих богов. Но этот упрек, если очистить то, что за ним стоит, от следов неверного толкования, настолько же увеличивает честь церкви, насколько помог увеличить ее ряды. Друзья христианства могли, не краснея, признаваться, что многие из самых великих святых до крещения были самыми закоренелыми грешниками. Люди, которые в миру придерживались, хотя и не самым верным образом, правил сердечной доброты и общественного приличия, черпали в сознании своей праведности спокойствие и удовлетворение, делавшие их гораздо менее чувствительными к тем внезапным порывам стыда, горя и ужаса, которые стали причиной множества чудесных обращений. По примеру своего Божественного Владыки проповедники Евангелия не презирали общество людей, в особенности женщин, терзавшихся от сознания своей порочности и очень часто – из-за ее последствий. Поднявшись из пучины греха и суеверия к сияющему свету надежды на бессмертие, такие новообращенные принимали решение провести оставшуюся жизнь не только в добродетели, но и в покаянии. Страсть к совершенству становилась главной страстью их души, а хорошо известно, что, в отличие от разума, который выбирает холодную середину, наши страсти гоняют нас с бешеной силой и скоростью между двумя самыми противоположными крайностями.