Улисс - стр. 80
Нил.
Дитя, человек, изваяние.
На нильском берегу коленопреклоненные няньки, тростниковая колыбель: человек гибкий в поединке: каменнорогий, камнебородый, сердце из камня.
– Вы поклоняетесь местному тёмному божку: наши храмы, величественные и загадочные, являются обиталищами Изиды и Озириса, Гора и Аммона Ра. Ваш удел – рабство, смирение и покорность; наш – громы и моря. Израиль слаб и малочисленны дети его; сомнище людей Египта несметно и грозно оружие его. Вас обзывают бродягами и подёнщиками, при нашем же имени мир приходит в трепет.
Голодная отрыжка рассекла его речь. Он отважно возвысил голос над нею.
– Но, дамы и господа, если бы юный Моисей внял и приял этот взгляд на жизнь, если б склонил голову и смирил свой дух перед этим наглым поучанием, то никогда бы не вывел избранный народ из узилища, и не последовал бы за столпом пыли при свете дня, не говорил бы с Предвечным средь молний на горе Синай и не спустился бы оттуда с вдохновенно озарённым лицом, неся в руках таблицы законов, писаные языком изгоев.
Он умолк и взглянул на них, тешась тишиной.
ЗНАМЕНИЕ – ЕМУ!
Дж. Дж. О'Моллой сказал не без сожаления:
– А всё ж он умер не дойдя земли обетованной.
– Нежданно-в-одночасье-хоть-и-от-давней-болячки-прежде-часто-исхаркиваемой скончался,– сказал Лениен.– Имея великое будущее за спиной.
Послышался отряд босых ног, пронёсшийся по вестибюлю и топочущий вверх по лестнице.
– Вот где ораторское искусство,– сказал профессор, не встречая возражений.
Унесённое ветром. Столпища у Малагмаста и Тары королевской. Мили и мили ушей-арок. Слова трибуна выкрикнуты и разметены на все четыре ветра. Люди укрылись под его голосом. Мёртвый гул. Берестяные записи всего что где-либо когда-либо было. Любят его и превозносят: меня уж нет. Я при деньгах.
– Джентельмены,– сказал Стефен,–следующим вопросом в повестку дня, могу ли я предложить перерыв в заседании палаты?
– У меня аж дух захватывает. Это, часом, не французский комплимент?– спросил м-р О'Мэден Берк.– Се тот час, мне думается, когда кувшин вина, метафорически выражаясь, преблагостен в оной древней харчевне.
– Быть по сему и вынести решительное решение. Все, кто за – говорят "ага",– объявил Лениен.– Кто против – "не". Объявляю принятым. А в какую пивную?.. Голосую: Муни!
Он двинулся первым, поучая:
– Мы крепко-накрепко отказываемся принимать креплёные воды, не так ли? Да, не так. Ни коим образом случая.
М-р О'Мэден Берк, следуя по пятам, сказал, сделав сообщнический выпад зонтиком.
– Валяй, Макдуф!
– Деньга от старого увальня!– воскликнул редактор, хлопая Стефена по плечу.– Идём. Где эти клятые ключи?
Он копался в карманах, вытаскивая комканные листы машинописи.
– Ящур, знаю. Будет в порядке. Пойдёт в номер. Где ж они? Порядок.
Он запхал листы обратно и прошёлво внутренний кабинет.
ВСЕЛЯЯ НАДЕЖДУ
Дж. Дж. О'Моллой, двинувшись, было, следом, тихо сказал Стефену:
– Надеюсь вы доживёте увидеть это в печати. Одну минуту, Майлз.
Он последовал во внутренний кабинет, закрывая за собой дверь.
– Пошли, Стефен,– сказал профессор.– Правда ж, здорово? В этом чудится нечто пророческое. Fuit Ilium. Меха ветровейной Трои. Участь всех королевств этого мира. Хозяева Средиземноморья нынче феллахи.
Первый мальчишка-газетчик протопотал вниз по ступеням у них за спиной и вырвался на улицу с воплем: