Улисс - стр. 49

Он бодро зашагал к мечети бань. А смахивает-таки на мечеть, краснообожжённый кирпич, минареты. Колледж, как я посмотрю, сегодня в спорт ударился. Он обвёл взглядом подковообразный плакат над воротами в парк колледжа: велосипедист, сложился пополам, как треска в банке. Реклама совсем ни к чёрту.

Вот если б они сделали круглым, как колесо. Потом спицы: спорт спорт спорт: и крупную маточину: колледж. Что-то такое, чтоб в глаза бросалось.

Вон Горнбловер на входе. Поддержи отношения: можно будет зайти прогуляться за спасибо. Здравствуйте, м-р Горнбловер. Здравствуйте, сэр. Погода просто райская. Была бы жизнь всегда такой же. Погода для крокета. Сидеть в сторонке под зонтами. Игру за игрой. Здесь в крокет не умеют. Ноль за шесть ворот. Однако, капитан Булер умудрился высадить окно в клубе на Килдар-Стрит, шарахнув напрямки. Им больше подходит ярмарка в Донибруке. Поналомали мы им рёбер, как МакАрти выступал с речью. Прилив жары. Не надолго. Всегда проходит, струя жизни, которую выделяем в потоке жизни, дороже остальных.

Теперь усладимся баней: ванна чистой воды, прохлада эмали, тихая тёплая струя. На моё тело.

Он заранее провидел своё бледное тело распростёртым во всю длину, обнажённое, в лоне тепла, намащенное пахучим тающим мылом, мягко сползающим. Он видел свой торс и конечности в переплеске мелкой ряби, чуть вздымаемые к поверхности мелких лимонножёлтых волн: свой пуп, завязь плоти: провидел тёмный спутанный клок своего всплывшего кустика: струящиеся волосы вкруг квёлого родителя многотысячных племён, вяло плавучий цветок.

Мартин Канинхем, первым сунул в скрипучий экипаж cвою голову в шёлковом цилиндре и, резко взойдя, уселся. М-р Повер последовал за ним с осмотрительной, из-за своего роста, сдержанностью.

– Давай, Саймон.

– После вас,– сказал м-р Цвейт.

М-р Дедалус порывисто покрыл голову и взобрался, приговаривая:

– Да, да.

– Все тут?– спросил Мартин Канинхем.– Подымайтесь, Цвейт.

М-р Цвейт взошёл и присел на оставшемся месте. Затем он притянул и плотно захлопнул дверцу. Продев руку в петлю безопасности, он бросил сумрачный взгляд из экипажа на задёрнутые занавески в окнах на улицу. Одна из них отодвинулась: старушку тянет поглазеть. Нос влип в стекло до побеления. Благодарна судьбе что не её. У них такое живое любопытство к трупам. Рады когда кончаемся, слишком много мук при нашем появлении на свет. Обмывают. Работёнка как раз по ним. Шушукаются по углам. Мягче шаркают шлёпанцами, как бы не разбудить. Потом готовят тело. Укладывают. Молли и м-с Флеминг готовили подстилочку. Потяни ещё на себя. Наш саван. Не знаешь кто будет трогать тебя мёртвого. Обмывают. Кажется, ещё ногти стригут и волосы. В конверт на память. Потом всё равно отрастают. Напрасный труд.

Все в ожидании. Никто ни слова. Укладывают венки, наверно. На что это я сел такое твёрдое? А, это мыло в заднем кармане. Надо бы переложить. Выждать момент поудобнее.

Все ждали. Вот уж услышалось движение колес впереди: ближе: цоканье копыт. Рывок. Их экипаж пришёл в движение, скрипя и покачиваясь. Другие копыта и скрип колёс двинулись следом. Проплыли занавески в окнах на улицу и девятый номер с чёрной лентой у входа, дверь настежь. Ехали шагом.

Ожидание продолжалось под мерное покачивание их колен, пока не свернули вдоль трамвайных путей. Тритон-Роуд. Поехали быстрей. Колёса тарахтели по камням мостовой, а потресканные дребезгливые стёкла тряслись в дверных рамках.