Улисс - стр. 48
Наверно это и делает её кожу такой нежной, белой как воск.
– Там ещё белый воск,– добавил он.
Подчёркивает её темноглазость. Смотрела на меня, подняв простыню до глаз, испанистая, нюхала себя, когда я вдевал запонки в манжеты. Эти домашние рецепты зачастую лучше всего: земляника для зубов: крапива с дождевой водой: овсянка, говорят, на сыворотке. Питание кожи. Один из сыновей старой королевы, герцог Албани, кажется, имел всего один слой кожного покрова. Леопольд, да. У нас ведь их трое. Бородавки, волдыри и прыщи, чтоб не рыпались. Но хочется ещё и духов. Какие духи у твоей? Pean d'Espagne. Этот апельсиновый цвет. Чисто – вершковое мыло. Вода такая свежая. Приятный запах от этих мыл. Пора в баню за углом. Хаммэм. Турецкая. Массаж. Грязь скатывается у тебя в пупке. Приятней, если б делала хорошенькая девушка. А ещё я, пожалуй. Да, я. Там в бане. Глянь-ка, разохотился. Вода к воде. Совместить приятное с полезным. Жаль нет времени на массаж. Потом весь день чувствуешь себя бодрым. От похорон всегда такая подавленность.
– Да, сэр,– сказал аптекарь.– Заплачено два и девять. Вы принесли бутылочку?
– Нет,– сказал м-р Цвейт.– Приготовьте, пожалуйста. Я зайду днём, а ещё возьму кусок такого мыла. Почём они?
– Четыре пенса, сэр.
М-р Цвейт поднял брусок к ноздрям. Сладкий лимонный воск.
– Беру это,– сказал он.– За всё получается три и пенни.
– Да, сэр,– сказал аптекарь.– Можете заплатить за всё разом, когда зайдёте.
– Хорошо,– сказал м-р Цвейт.
Он выступил из аптеки с газетной трубкой подмышкой, держа прохладообёрнутое мыло в левой руке.
У самой его подмышки голос и рука Бентема Лайнса произнесли:
– Привет, Цвейт, что новенького? Это сегодняшняя? Дай глянуть.
Опять сбрил свои усы, клянусь небом! Долгая холодная верхняя губа. Чтоб моложавей выглядеть. И вид цветущий. Моложе меня.
Жёлтые пальцы Бентама Лайнса с чёрной каймой под ногтями развернули трубочку. Тоже пора помыться. Снять верхний слой грязи. Доброе утро, а вы испробовали Грушевое Мыло? Перхоть по плечам. Скальп нуждается в смазке.
– Мне только глянуть про французскую лошадь в сегодняшнем забеге,– пояснил Бентам Лайнс.– Где, к хренам, они это приткнули?
Он шелестел слипшимися страницами, подёргивая подбородком по стоячему воротнику. Тик для бритья. Тугой воротник доведёт его до лысины. Лучше оставить ему газету и отшить поскорее.
– Да оставьте себе,– сказал м-р Цвейт.
– Эскот. Золотой кубок. Погодите,– бормотал Бентам Лайнс.– Полмину. Максимум секунду.
– Мне она уже никчему, просто клочок бумаги,– сказал м-р Цвейт.
Бентам Лайнс вдруг вскинул глаза и чуть подмигнул.
– Точно?– произнёс его резкий голос.
– Ну, говорю же,– ответил м-р Цвейт.– Клочок и ничего другого.
Бентам Лайнс секунду посомневался, косясь: потом всучил развёрнутые листы обратно на руки м-ру Цвейту.
– Рискну,– сказал он.– Ну, спасибо.
Он заспешил к углу Конвей. Торопыга.
М-р Цвейт снова сложил страницы аккуратным квадратом и всунул туда мыло, улыбаясь. Такие глупые у него губы. Ставки на скачках. Стало нынче золотым дном. Мальчики-посыльные крадут, чтоб поставить хоть шесть пенсов. Разыгрывают лотерею на варёного индюка. Рождественский обед всего за три пенса: Джек Флеминг насобирал взносов, закладов и смылся в Америку. Теперь у него там свой отель. Они никогда не возвращаются. От мясной похлебки Египта.