Улица Свободы - стр. 14

У Люськи день рождения скоро, вспомнил Леха, и пошел дальше по Победе. В магазине канцтоваров было тихо и пахло по-особенному. Этот неизменный аромат бумаги, пленки на географических картах, чернил и всего вместе успокаивал и уносил в навсегда замершие на одном месте школьные годы.

– У вас тетради красивые есть? – спросил Королев у продавщицы, напоминавшей своей неподвижностью и остекленевшими глазами манекен.

– В клетку, в линейку?

– Мне сестренке младшей в подарок, – жалким и льстивым голосом взмолился Леха. – Она второклашка, любит всякие альбомы, тетрадки там.

Из подсобки выплыла вторая продавщица, умиленная просьбой.

– Вот, бери, смотри какая. – Она бережно достала из-под прилавка обычную тетрадь в картонной обложке и, выждав для эффекта несколько мгновений, открыла ее: под первой обложкой была такая же вторая. – Брак! Ни у кого такой тетради не будет!

Леха мелко закивал, благодаря продавщицу и судьбу за такую удачу.

Место было выбрано как родное одному из рабочих. Небольшой дворик на улице Каховской со сборным двухэтажным домом. Двор, с первого взгляда похожий на остальные, может, только чуть меньше, – но если присмотреться, то сараи здесь вросли глубже и перекосились, а доски их потемнели. Тополя были выше, а асфальта рядом не было совсем. Ветеран выгуливал маленькую черненькую собачку, нарезая круги вокруг компании. Старик мог рассказать, из каких мрачных времен пришел этот дом и кто в нем жил, но выпить его не позвали, и он, расстроенный, скрылся в подъезде.

Под столиком из широкой доски и двух поленьев еще лежал снег и холодил ноги, в то время как солнце уже заметно согревало лицо.

– Можем ко мне подняться, – махнул на окна хозяин.

– На весне оно всяко приятней, – выразил кто-то неясные, но общие чувства.

– Игорь флаг нес, как Александр Медведь на Олимпиаде в Мюнхене, – пошутил разливавший, и мужики дружно расхохотались.

Цыганков никаких эмоций не выразил, когда после первой все закурили, тема ушла.

– Че, замначальника, говорят, все…

– Все, да не все. Его на допрос вызывали, он – в больницу. Это у них завсегда так, у начальства, как припечет, так на больничный, а там и правда сердце прихватило, я так слышал.

– Свезло им, теперь точно на него все спишут.

– А чего пропало?

– Мужики из ювелирного цеха говорят, платину вынесли, ну их помотали, ясно дело.

– А сколько?

– Хрен знает.

Разговор прервался на вторую, и Игорю стало ясно, зачем его позвали.

– Альбертыч говорил, у Королева обыск был, а у тебя?

– Был, – спокойно кивнул Цыганков. – Мы с Лехой на исправительных работах, чуть что – мы виноваты. В чем сходство-то? Тот комсюк сам на меня полез, че, сломал ему челюсть, все по закону, судом доказано. Теперь начальство платину килограммами ворует, а вешать на меня хотят.

– Ты говоришь, килограммами, много, значит, пропало?

– Мент за шестнадцать килограммов спрашивал. Расстрелом грозил. Я отвечаю: че я, столько в штанах, что ли, вынесу через проходную? Помыкали нас в камере пару часов – и домой.

– Да ну ясно, что не вы. Просто чего на вас подумали? Мы ж фрезеровщики, мы платину в глаза не видели. Может, из-за того, что тебя тогда зам к себе вызывал?

– Он про отца спрашивал, – опуская глаза, ответил Игорь.

Мужики с пониманием закивали и разлили еще, молчанием подталкивая Цыганкова к продолжению. Он выпил, но рассказ не возобновил.