Улей. Трилогия - стр. 114
– Мама, – одними губами шепчет потрясенная до глубины души Кая и инстинктивно отшатывается назад. Ангелы делают с ее мамой что-то страшное, неправильное…
Это не танец. Совсем не танец.
– Мамочка… – Соленые слезы катятся по детскому лицу, крик отчаяния клокочет в горле. – Не трогайте, отпустите…
Внезапно тяжелая ладонь опускается на вздрагивающее плечико и рывком разворачивает назад. Задрожав, девочка врезается во что-то твердое и открывает рот, чтобы закричать, но, задрав голову, резко замолкает и даже выдавливает робкую улыбку.
– Помоги, там мама, – беззвучно плачет малышка, с мольбой глядя в прозрачно-голубые ласковые глаза. Опустившись перед девочкой на корточки, он медленно подносит палец к губам и тихо шепчет:
– Ш-ш-ш, никто не должен нас увидеть…
– Почему? Они обижают мою маму.
– Не бойся. С твоей мамой всё будет в порядке. Это такая игра, в которую не берут маленьких девочек.
– А ты почему не играешь с ними?
– Ты ошибаешься, Диана. Я тоже играю.
– А какие правила у этой игры?
– Никаких правил нет…»
Она не знала наверняка, сколько дней находилась в отключке. Под воздействием сильных препаратов стандартные реакции притупились, ощущение времени отсутствует. Кая не испытывает физической боли, исключительно слабость и постоянную сонливость. Спутанность сознания не позволяет сгенерировать ни одной четкой мысли, но воспоминания о пережитом не притупляются, не меркнут. Наоборот, с каждым пробуждением становятся всё более пугающими и подробными. Никакие транквилизаторы не заглушат предсмертные вопли погибших девушек. Ожившие ночные кошмары останутся с ней навсегда, как шрамы от разодравших кожу шипов.
«Лучше бы я умерла», – проносится в голове первая ясная мысль, когда в один из одинаковых дней в медбокс заявляется Кронос. Он снова в маске. Туман перед глазами всё еще стоит плотной завесой, не позволяя рассмотреть подробности. Возможно, повелитель пчелиного царства всего лишь плод одурманенного подсознания.
– Доктор сказал, что тебе лучше, – раздается совсем близко ненавистный голос главного антагониста. Пальцы в неизменной черной перчатке обхватывают ее скулы и поворачивают лицо для удобного изучения. – Выглядишь как дохлая белая мышь.
Кая сжимает губы, поклявшись себе, что не скажет этому подонку ни слова. Он снова пахнет серой, кровью и смертью. Здесь, в стерильном боксе, этот запах ощущается особенно остро.
– Играешь в молчанку, пчелка? – Переместив ладонь на забинтованное горло, Крон сжимает пальцы, перекрывая ей кислород. Стреляющая острая боль мгновенно разносится по телу, и мерцающие серые точки перед глазами окрашиваются в алый. – Напрасные усилия. Снова проиграешь, – безжалостно утверждает он.
– Не могу говорить… – удается прохрипеть Кае. Почти не врет. Отчасти так оно и есть.
– Бедняжка, такая жалкая, – насмешливо бросает Кронос, ослабляя хватку. Небрежно проводит кожаными костяшками по лицу, убирает прилипшие к взмокшему лбу пряди. – И такая жестокая. Меньше месяца в «Улье», а на твоем счету уже пять смертей. Ты чувствуешь раскаяние? Сожаление? Угрызения совести? Или, может быть, ты мечтаешь повернуть время вспять к первому стриму и использовать первый патрон для себя? Кивни, если да.
Кая упрямо стискивает зубы, глядя в расплывающееся перед мутным взглядом лицо, полностью скрытое белой маской. В прошлый раз была черная, до этого золотая. У него извращенный фетиш на коллекционирование масок? Особый пунктик? Что он так усиленно за ней скрывает? Уродство, шрамы или мировую известность?