Улей - стр. 61
С ружьем в руках.
– Пи*дец, – в унисон выдыхают, уставившись в двуствольное дуло.
– Стоять! Кто такие?
Адам слегка выступает вперед, рефлекторно выставляя перед собой раскрытые ладони.
– Мы пришли с мирной целью.
Не успевает он сделать еще один шаг, как старуха, угрожающе сотрясая ружьем, зычно выкрикивает:
– Стой на месте, сказала! Стрелять буду.
– Чудно, – недовольно соглашается парень. – Стою.
– И приятель твой! Стой, кому говорю? – орет притискивающейся к боку Адама Еве.
– Простите, но мы действительно ничего дурного не собирались делать…
– Девка, что ли? Шо же вам неймется-то? Таки не весна! Зима на носу… А все шныряете по уважаемым дворам.
– Вовсе нет. Мы здесь не за этим!
– Ой, только не морочьте мне то место, где спина заканчивает свое благородное название.
Старуха тянется рукой к стене. Раздается сухой щелчок, и дворик освещает тусклый свет фонарей.
Оба «заложника» щурятся, но остаются неподвижными.
– Господь, мой Бог! Руслан? Ты ли? Господь всемогущий!
Вопреки слабым протестам Евы, Адам резко бросается вперед. Взбегает по древней, осыпающейся ржавчиной, лестнице вверх и подходит к старухе настолько близко, что упирается грудью в ствол ружья.
– Адам, – напряженным голосом зовет его Ева. – Сейчас же спускайся вниз.
Титов не отвечает ей. Смотрит в изучающие его выцветавшие голубые глаза старухи и ждет ее дальнейших действий.
Но в ее глазах вдруг возникает разочарование. А после – облегчение.
– Уходи с Богом, сынок, – тихо произносит она, опуская ружье и упираясь им в деревянный настил.
Титов недовольно сжимает челюсти и отрицательно качает головой.
– Ты назвала меня Русланом. Почему?
– Обозналась. Старая стала, – тон ее голоса становится бесцветным и рыхлым. – Поди вон, сказала. Пока у меня сердце не расшалилось.
– Ответь мне.
– Не береди старые раны, окаянный, – со скрипучим хрипом вздыхает. – Ступай.
– Адам, – снова окликает его Ева. – Я думаю, нам стоит вернуться в другой раз.
– Подожди, Ева, – раздраженно отмахивается Титов. И снова обращается к старухе. – Я уйду, если ты ответишь на мой вопрос. А нет, так можешь стрелять.
Старуха смеряет его долгим неприязненным взглядом и усмехается жутковатой улыбкой.
– Так и быть, гой[26]. Повтори свой вопрос.
– Кого я тебе напомнил?
– Обозналась я, – повторяет она, пряча в светлых глазах тени печали. – Не ходит более тот человек среди живых. Не может здесь появиться. И глаза твои темные. У Русланчика моего голубые… были.
– А фамилия, какая у него была?
– Проклятая. Проклятого происхождения он был, – сварливо выпаливает старуха. Обратно вздыхает. И выдает ожидаемую и все-таки взрывную информацию. – Титов он был. Руслан Дмитриевич Титов, царство ему небесное.
– Дмитриевич? Но у Дмитрия Ивановича Титова…
– Было три сына, – ее слова резки, практически грубы. – А теперь уходи. Нечего тебе здесь больше делать. Ступай!
Только Адам не способен пошевелиться.
«Руслан Дмитриевич Титов».
«Не ходит более среди живых».
«Царство ему небесное…»
«Три сына…»
Парадоксально, но теперь он не знает, в какие отсеки мозга заткнуть эту информацию. Как использовать? Как?
Его биологический отец мертв.
Как давно? Если Адам помнит лишь фиктивного отца, значит ли, что настоящий погиб до его рождения? И как он погиб?
«Проклятого происхождения он был».
Как это понимать?