Украденная жена - стр. 20
Очень темно. Душу окутывает животный страх, запинаюсь о камень, падаю, раздираю в кровь колени и локти.
Росс хищным зверем подлетает ко мне, одним движением подхватывает на руки. А глаза распахнутые, возбужденные, блестят, отражая мелкие блики ночного освещения.
— Баламошка неугомонная! Сильно ушиблась?
6. Глава 6.
Росс
Очень жаль, что у меня здесь, в России, как у латыша — хрен и душа, в отличие от могущества Филатова. Нет армии шакалов, авторитетных связей… Но ничего, я не гордый и умный. Хотя со вторым некоторые пытались поспорить.
Капроновые колготки Варвары Степановны не выдержали испытания асфальтом и расползлись по тонким ножкам стрелками, а ободранные острые коленки зияют кровавыми ссадинами.
— У тебя зрачки расширились от перевозбуждения, — тихо говорит Варя, игнорируя вопрос.
Дергаю бровью, мол, показалось ей, и сердце сейчас вовсе не стучит бешено, огня в груди нет. Невозмутимо шагаю к дому. Пинаю ногой ворота, вхожу на территорию, несу на руках Филатовскую «смерть».
Попляшет у меня, супесь сволочная. Больше всего на свете в эту секунду хочу увидеть его рожу.
Толкаю плечом входную дверь, иду прямиком к желтому дивану в гостиной, осторожно усаживаю Варвару Степановну. Невольно морщусь, пока девушка слегка сгибает руку, усердно дует на локоть.
— Ты действительно считала, что сможешь убежать от меня? — ворчу, топаю к деревянной светлой полке.
Варвара молчит. Ненавижу игнор, сдвигаю брови к переносице, недовольно оборачиваюсь. Девушка будто в каталепсию впала — недвижимой куклой сидит, смотрит перед собой стеклянным взглядом.
Финти не финти, Кобра, а решения своего все равно не поменяю.
Достаю аптечку, возвращаюсь к Филатовой, сажусь рядом с ней на пол.
— Снимите колготки, Варвара Степановна, нужно обработать ссадины.
Она никак не реагирует. Ладно. Аккуратно захватываю пальцами тонкую ткань, раздираю остатки колгот, беру ее ножку, ставлю себе на колено.
Мертвечина какая-то, даже не по себе становится, однако достаю бинт, сворачиваю из него квадратик, щедро поливаю перекисью.
— Больно? — смотрю на девушку снизу вверх, прикладываю бинт к ее ране.
— Разве это боль? — оттаивает Кобра и слегка улыбается.
— Ну… вы, бабы, нежные, обычно визжите при виде крови, — поддерживаю диалог как могу, лью еще перекись.
— Смешно, — говорит так, будто ни разу не смешно. — А тебя когда-нибудь купали в молочной ванне с лавандовой пеной?
— Эм… нет, но предложение заманчивое, — приветливо отвечаю — надо наладить приятельский контакт с неприступной пресмыкающейся.
Мысленно представляю обнаженную Варю в образе Клеопатры с золотистыми тенями на глазах и в короне. Как она загребает ладошками медово-белую воду, поливает свою крохотную грудь. А рядом машут опахалами два евнуха с орлиными мордами.
Резко перевожу взгляд на девушку, хмурюсь, когда вновь слышу ее спокойный ровный голос:
— До половины наполненную молоком, — сглатывает, — и ты лежишь тихо, ведь шевелиться нельзя. Только смотришь на кран, из которого медленной струей течет горячая вода. Становится все жарче и жарче, и тело больше не терпит высокой температуры. Очень больно кожу, по голове течет пот и щиплет глаза. Кричать запрещено и вылезать тоже, а рядом стоит Он… — крепко сжимает кулаки. — Мразь наблюдает за страданием, ему нравится получать такое удовольствие.