Удача. Фантастический роман - стр. 11

Открылась дверь. В пивной появился многим здесь знакомый по имени Валентин, самый заядлый завсегдатай. Человек с незначительным лицом и таким же туловищем. С недоумением глядел на неизменных собутыльников и сотрапезников, непривычно оживленных сейчас.

Кто-то из местных приколистов уже нес ему стакан воды.

– Привет, Валентин, у нас сегодня расколбас. Укатайка! – Опять из угла. – Здесь не то Хоттабыч, не то Дед Мороз. Фокусы показывает.

– Похоже, из цирка клоун или фокусник сбежал.

Валентин выпил воду, совсем естественно скривился, понюхал рукав, припал к нему носом. Все загоготали. Странно, раньше за Валентином ни юмора, ни подобного артистизма не наблюдалось.

Семечкин оставался равнодушным к уколам грубого кабацкого юмора, говоря по-местному доебкам. Также равнодушно бросал шелуху в стакан с недопитым пивом.

– Как смешны физиологические желания сапиенсов, вас, голых обезьян, – произнес, наконец. – Так ограничен круг этих желаний, всегда удивлялся этому.

– У меня несмешное желание, – громко сказал кто-то. – Я золотых зубов хочу.

Другой голос:

– А я кожаные подтяжки для штанов. В кино такие видел!

И Алик включился в общий хор. Произнес:

– Семечкин, а сможешь превратить его в соленый огурец? – Показал на кактус в горшке, стоящий на подоконнике.

– Передам твою просьбу моим землякам. Огурец из кактуса – они, пожалуй, смогут сделать, – задумчиво сказал Семечкин с абсолютной серьезностью психа. – Но соленый – это сложновато. Вряд ли. Лучше сам соли.

– А я делю всех людей на красивых и некрасивых, – заговорила буфетчица. До сего мига она никогда в беседы пьяных не вступала.

– Понятно, значит, желаешь окончательной красоткой стать, – ухмыляясь, произнес пахнущий чесноком.

– И чтоб кругом все стало красиво, даже чтоб на работу среди цветов идти, среди роз каких-нибудь, – добавила буфетчица. – После этого не скучно в этом подвале стоять.

– А я бы хотел опять стать молодым. Молодым и тонкошеим, – произнес Алик. – Все думаю, много я всякого позорного в жизни совершил, и хочется, чтоб все, кто это видел и помнит, постепенно вымерли. А я один остался, беспорочный. Начну жить снова, на этот раз безупречно.

«И кому я это рассказываю? – Подумал он. – Вольноотпущенному психу и пивным дурачкам».

– Это легко исполнить, – серьезно кивнул Семечкин. – Подобные желания я здесь на Земле часто исполнял. Все молодости просят, почти у каждого это первое желание. Лет ста тебе хватит?

– Сойдет, – небрежно махнул рукой Алик.

– Совсем чайники протекают у чуваков, – громко проворчал кто-то.

– Сегодня пиво молодильное – все помолодеем, – сказал кто-то и сам загоготал над своей нехитрой шуткой.

Наконец, стало поздно, всех из «Дупла» выгнали.

Оказалось, снаружи совсем темно.

– Вот выздоровел от сумасшествия, откинулся из диспансера, – говорил Семечкин, – и смотрю, как кругом все изменилось. И не изменилось одновременно, люди такие же, хотят того же.

– Вот в «Дупле» все про свои желания говорили, а я, знаешь, чего в жизни хочу больше всего, – Алик продолжил свой разговор. – Хотел бы, чтоб передо мной возникал внезапный припадок стыда у каждого мошенника, чтоб ни один гад меня обмануть не смог. Такой необыкновенный дикий стыд, чтоб каждый, кто меня кинуть вздумал, корчился от мук, как от эпилепсии.

– Это невозможно, – произнес Семечкин. – В головы к вам, местным аборигенам, мы лазить не умеем. Не волшебники мы.