Учитель. Назад в СССР - стр. 8
– Что? – я повернул голову и встретился глазами с самыми синющими глазами.
– Извините, вы не могли бы мне помочь, пожалуйста, – застенчиво попросила синеглазка.
– С удовольствием, милая барышня, – с улыбкой ответил я.
На долю секунды из глаз девушки пропала доброжелательная улыбка, вместо неё появилось недоумение. «Неужели глупышка подумала, что старый дед с ней заигрывает? Ну не женщиной же мне её называть, – хмыкнул про себя. – Или она из этих… из феминисток?»
Я вопросительно смотрел на девчонку, ожидая продолжения. Синеглазка вернула улыбку на место, мило зарумянилась и попросила помочь снять сумку с полки.
– Безрукая нынче молодёжь пошла, – ни к кому не обращаясь, фыркнула Шапокляк.
– И не говорите, – поддержала её соседка, ревниво поглядывая в сторону синеглазки в ярком сарафане, открывающем округлые аппетитные колени.
Не обращая внимания на каркающих ворон, я доброжелательно улыбнулся девушке, поднялся с места одновременно с соседкой. Синеглазка пропустила меня и стояла рядом, дожидаясь, когда я сниму с полки аккуратную ярко-красную дорожную сумку.
Рядом с сумкой лежал мужской коричневый портплед, старомодный, с хлястиком и жёсткой застёжкой. У меня имелся похожий. Вместительный, немаркий, непромокаемый. Отличная вещь советской промышленности.
– Ну что там? – заволновался бархатный контральто где-то в районе моей подмышки.
– Что? – переспросил я, тупо глядя на мужскую руку, пальцы которой крепко вцепились в ручку женской сумки.
– Сумку снимите, пожалуйста – мягко напомнила синеглазка и тут же взволнованно уточнила. – Вам плохо?
– Что? Нет, всё хорошо, спасибо, – пробормотал я, спустил сумку, передал её с рук на руки соседки, развернулся и пошёл в хвост самолёта, в туалет. Если я не ошибаюсь, там должно быть зеркало.
– Спасибо, – донеслось мне вслед, но я не ответил. Перед глазами стояла моя рука, которая выглядела как рука чужого человека, лет на сорок меня моложе.
– Извините, – пробормотал я, едва не сбив с ног бортпроводницу в непривычной для моего времени форме. Но это же мои галлюцинации, не так ли? Значит, в них возможна любая одежда и любое время.
«Это ведь галлюцинации, да, Сан Саныч?» – задал я вопрос своему отражению.
И оно мне ответило, глядя на меня светло-карими глазами, улыбаясь растерянной улыбкой: «Тогда почему в твоих галлюцинациях ты выглядишь как совершенно другой человек? Почему ты не выбрал образ себя молодого?»
– А хрен его знает, – выругался я вслух, открыл кран, сполоснул лицо, утёрся ладонью и снова посмотрел на себя в зеркало. – Ну, что, Сан Саныч, доигрался? Говорил тебя умный доктор: поезжай-ка ты, Саныч, в санаторий. И даже путевочку предлагал по сходной цене. Так нет же, всё молодого из себя корчил. Докорчился… Инфаркт миокарда – вот такой рубец… И коматозный бред… По-другому я тебя объяснить не могу…
Я потыкал в зеркальное отражение. Указательный палец ткнулся в гладкую прохладную поверхность. Юноша внутри зеркала тыкнул в меня, растерянно любуясь молодой ухоженной физиономией, с непослушным вихром, волевым подбородком, спортивной фигурой, облачённой в рубашку с пиджаком.
– Пиджак… – я уставился на отражение – Пиджак – это хорошо. В пиджаке могут быть документы. Пусть морда другая, но имя-то я не мог себе выдумать, – бормотал, обхлопывая себя по вполне приличного клифта в поисках карманов.