Учебник рисования - стр. 123
– «Архипелаг» сожгли, а Соломон на всякий случай еще и «Винни-Пуха» спалил.
– Дед всегда ждал ареста.
– А помните, Соломон считал, что его прослушивают?
– Дед думал, что за ним из телевизора подглядывают, и накрывал телевизор пальто.
– Кстати сказать, тем самым испанским пальто – вот когда пригодилось.
– А вдруг правда подглядывали?
Крики усилились. Слушать их было неприятно.
– А почему вы считаете, что это не ГБ? – беспокойно спросил Соломон Моисеевич. – Вполне возможно, что истязают кого-то. Да-да, времена возвращаются.
– Кого сейчас ГБ истязает, помилуйте, Соломон Моисеевич. Комитетчики бедствуют, им не до нас. Зарплата копеечная; бедолаги крутятся, чтобы деточек прокормить. Госсекреты продают – да вот беда: не берет никто. Им только рихтеров сейчас ловить. Какой с вас навар, – и Голенищев принялся объяснять Соломону Моисеевичу особенности российского бюджета. Рихтер слушал и ничего не понимал.
– В пятьдесят втором, – сказал он, – меня взяли по доносу соседа.
– Хорошие люди были, приветливые, – не замедлила с репликой Татьяна Ивановна. – Если бы не твое барство, если бы не твое всегдашнее наплевательство, ничего бы не случилось. Зачем ты их до этого довел, зачем? Тебя сколько раз звали с людьми посидеть в праздники, а ты с ними даже на лестнице не здоровался.
– Согласись, бабушка, это не повод для доноса.
– Сосед потом так плакался, так убивался! Он ведь не по злобе – так, от обиды. Довели человека. Ты ведь кого хочешь своим барством доведешь.
– Дед чудом не погиб в лагерях. Если бы не реабилитация пятьдесят третьего…
Что они знают про лагеря, думал Кузнецов. Лишь бы языком молоть. Кого из них по-настоящему прогнали через парашу, кто из них хлебал баланду? Сунуть бы любого из вас на пару часов в колонию в Сыктывкар. Что за повадка у людей, все время врать. Рассказать бы им, как бывает.
– По крайней мере, шпану в соседней квартире никто из нас не провоцировал.
– Время смутное, нечисть из всех щелей лезет.
– Такая страна.
– Милиции нет, комитетчиков нет, распустились.
– Сталина на них нет.
Кузнецов хотел было высказать свое мнение на этот счет, но опять удержался. Это они не в том смысле говорят, подумал он. Это они не всерьез. Сталина им не жалко. Здесь все время шутят.
Теперь за дверью кричало сразу несколько человек, ругались грубые голоса.
– Это каждый день так?
– Притон.
– Сегодня вся страна – притон!
– Если так, если так…
– Леня, только ты не ходи, умоляю, – вскрикнула Инночка. – Кто они и кто ты. Подумай! Ведь это дикари!
– Берегите себя, Леонид, – сказала Елена Михайловна, – интеллигент должен знать себе цену. Не выходите, я вас прошу.
– Останусь и буду охранять вас. – Голенищев склонился к ее руке и поцеловал в ладонь.
– Я сама выйду, – сказала Татьяна Ивановна, – что за безобразие.
Струев, как всегда без колебаний переходивший к действию, легко встал и пошел к дверям. Он сделал это так быстро, что никто, даже осторожный Соломон Моисеевич Рихтер, не успел сказать и слова. Впрочем, для знавших Струева в этом не было ничего особенного: ясно, что если присутствует Струев, то действий ждут от него, от кого еще? Странно было бы, если бы он не вышел. Он сам бы первый и удивился. Он толкнул дверь и ступил на лестничную площадку. Его встретили два человека, каждый был неприятен.