Убийство в Тамбовском экспрессе - стр. 36

Оцепенение схлынуло, как вода из опрокинувшегося ведра, которое на даче по непонятной причине постоянно попадается мне под ноги. Причем в разных местах.

Пруткова лежала на боку, поджав под себя ноги, согнутые в локтях руки были прижаты к горлу. Рядом валялся безжалостно раздавленный мобильник. Мелькнуло предположение, что женщина бежала к выходу, но неожиданно споткнулась. Далось мне это навязчивое ведро с водой! Короче, споткнулась и упала. То, что перед нами именно Пруткова, мы не сомневались, хотя в длиннополом махровом халате, с растрепанными волосами, скрывающими большую часть лица, видеть ее не приходилось. Женщина сипло, с надрывом втягивала в себя воздух и толчками, с затруднением, его выдыхала. Рядом валялась табуретка старого образца, коричневая, под цвет деревянного пола.

В комнате был полный бедлам. Из приоткрытой двери в соседнее неотапливаемое помещение ощутимо несло холодом. Не стоило сомневаться, что и там все перевернуто вверх дном.

Увиденное отмечалось и анализировалось по ходу дела. Наташка попыталась оказать Прутковой посильную помощь, я в меру сил мешала ей. В ходе спасательной операции выявилось то, что на первый взгляд замечено не было: на шее проводницы тугим узлом были завязаны черные колготки.

О том, чтобы его развязать, не могло быть и речи.

– История повторяется, – сухо заметила Наташка, – но почему-то не в виде фарса. Точно так же пытались удушить Киселя, только не колготками, а твоим шарфом[2]. Нож! – приказала подруга тоном хирурга, требующего скальпель, и протянула открытую ладонь.

Я метнулась к столу и притащила сразу три – на выбор. Так все три ей в руку и вложила. Два из них она, чертыхнувшись, откинула в сторону. А в следующую секунду я увидела то, что на какое-то время отключило меня от происходящего: с правой стороны кухонного стола, рядом с перевернутой металлической кастрюлей валялся подаренный мне Настей глиняный кувшин с ромашками и васильками. В целости и сохранности. Я кинулась к нему и крепко прижала к себе двумя руками…

Кажется, я что-то говорила. Не помню. Все звуки в доме перекрыл яростный мужской вопль. Дальше было еще страшнее. Какая-то темная куртка с руками и ногами метнулась к нам от входной двери. Насчет головы – не помню, на тот момент я ее не заметила. В принципе, она должна бы наличествовать. Наташка ракетой отлетела к дверному проему неотапливаемого помещения, облюбованный ею нож взмыл вверх и лезвием воткнулся в деревянный потолок. Пришелец грохнулся на пол и придавил несчастную Пруткову своим телом. Прерывистые вздохи оборвались. Отсчет ее жизни пошел на секунды. Выхода не было, мое сознание сработало автоматически, причем с опережением бытия. Я метнула свой ненаглядный глиняный шедевр в район предполагаемого места нахождения головы бандита…

Наташка родилась под счастливой звездой. Единственная ее потеря, да и то кратковременная, – дар речи. Менее существенная, чем моя нечаянная, но такая короткая радость, – разлетевшийся вдребезги кувшин. Не сразу выяснилось, что незнакомец – родной сын Прутковой. Благодаря сумасшедшему вторжению сыночка, мамочка едва не свела окончательные счеты с жизнью.

Скорее всего, я действовала в состоянии аффекта, поскольку память не сохранила ничего из того, что рассказывала позднее Наташка. Времени ее насильственного кратковременного полета в дверной проем хватило на то, чтобы она в полной мере оценила сложившуюся ситуацию. После удачного приземления под грохот угодившего в табуретку, а посему разлетевшегося на куски кувшина, она вскочила не хуже игрушки-неваляшки и с рычанием кинулась на мужика, барахтающегося на Прутковой в тщетной попытке освободить свою верхнюю половину тела от моей верхней половины. Судя по решительной недвижимости, я и сама не догадывалась, как там оказалась.