Убийство русалки - стр. 16
Мадам Кригер посмотрела на экипаж, который наконец сдвинулся с места, пытаясь осознать свою удачу. Удачу в неудаче.
Жаль, что труп проститутки каким-то непонятным образом поплыл не в ту сторону и его принесло в канал. Мадам Кригер проверяла течение в канале разными способами. Бочками, которые весили столько же, сколько та женщина. Мешками с ветками. Даже трупом собаки. И во всех случаях их несло на север, вон из гавани, в открытое море. Может быть, труп девицы оказался в фарватере судна, когда мимо проходила длинная, плоская баржа, которая каждый день курсирует туда и обратно с горой мусора и щебня и сейчас причалила к каналу. Может быть, ее засосало холодным течением и увлекло, как детей увлекает за собой уличный музыкант.
Стоит ли ей опасаться за свой план?
Пытается ли кто-то его разрушить?
Она бы начала в это верить, если б удача не повернулась к ней лицом и не послала этого бестолкового человека ей на помощь.
Она уже собирается снова влиться в толпу, смешаться с людьми, когда труп девицы наконец вытащили на берег и уложили на повозку. Тело прозрачное, голубоватое, и в нем уже больше нет красоты. Может, было к лучшему, что первая попытка оказалась неудачной. Сейчас у мадам Кригер есть возможность попробовать еще раз. Теперь она умнее, лучше подготовлена. Но сначала ей нужно замести следы. Платок. Он важен сейчас. Она должна найти его в комнате той девицы.
Если он все еще там.
Драма на канале Хольмен привлекала все больше и больше людей, но мадам Кригер шла в противоположном направлении. Она выбрала улицу Остергаде. Она красивее, и по ней гораздо лучше идти в новых парижских сапожках. Она перестала шагать и немного постояла, глядя на треугольную шляпу, на свое отражение в витрине шляпного магазина и думая о словах Шнайдера: «Мы можем сделать мир таким, каким нам хочется. Для этого необходима только смелость. Необходимо отбросить все примитивное в человеке, наши инфантильные чувства, наше убогое сострадание, которое лишает жизни все». Это он говорил, выступая в Датской королевской академии наук.
Она обошла окрестности Хальмстрелде и Лилле Конгенсгаде. На лестнице у покосившегося домика на улице Улькегаде сидел старик и помешивал говяжий суп. Он в упор не заметил мадам Кригер, и она осторожно прошла в дом.
Из комнат доносились громкие голоса, скандалили из-за денег. Она поднялась на второй этаж и прошла по узкому коридору с многочисленными небольшими комнатушками. Зловоние от животных наверху проникало через потолочные доски, было слышно, как они поскрипывали, выражая беспокойство. Дверь в одну из комнат была приоткрыта, и там, в полумраке, стояла на коленях девица; при виде нее мадам Кригер застыла, ее взгляд задержался на пенисе у нее во рту. Запретное трогало. Она это почувствовала. Это было не желание оказаться на месте проститутки или солдата, который засовывал ей в горло половой орган, нет, это что-то другое. Это запретное само по себе. Запретное, как манящая, засасывающая сила.
Мадам Кригер стряхнула с себя оцепенение.
На дверь в комнату Анны полиция уже прибила деревянную табличку «Расследование королевских властей. Вход воспрещен». Мадам Кригер на мгновение остановилась и прислушалась, а затем с силой толкнула дверь, так что гвозди вырвались из полотна, но табличка осталась висеть на косяке. Она проскользнула в комнату девицы и осторожно затворила за собой дверь.