Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца! - стр. 40
– Йей-о ни-о, это просто летняя молния.
Эдвард и Карлайл оба сочли ее отвратительной.
Потом Сид Скелтон и саксофонист сыграли дуэт, эдакий tour de force[21] акробатики, и тем заслужили немалые аплодисменты.
Когда они стихли, Скелтон раскланялся и с видом обиженно-снисходительным ушел в комнату оркестрантов.
В последовавшей затем паузе Морри подступил к самой лестнице сцены. Улыбка у него сделалась еще более широкой и располагающей. Слабым голосом он сказал, что хочет поблагодарить всех за чудный прием, оказанный его «Мальчикам» и что должен сделать небольшое объявление. По его скромному мнению, присутствующие, едва узна́ют, что их ждет, сами призна́ют, что это очень, очень особый случай. (Леди Пастерн сдавленно зашипела.) Несколько недель назад, продолжал Морри, ему выпала честь услышать чудесное выступление на барабанах выдающегося… ну, он не рискнет назвать его дилетантом. Он уговорил этого удивительного музыканта выступить сегодня с «Мальчиками» и в дополнение… предлагаемая сегодня публике композиция вышла из-под пера… самого музыканта. Морри отступил на шаг и, огласив перечень имен и титулов лорда Пастерна, выжидательно посмотрел на дверь на задах алькова.
Карлайл, как все прочие – близкие и дальние – родственники лорда Пастерна, часто испытывала острое смущение по его вине. Сегодня она вновь ожидала сполна ощутить слишком уж знакомую волну стеснения. Однако когда он вышел через дверь и очутился на сцене такой порозовевший и с такой нервной улыбкой, ее внезапно охватило сочувствие. Глупо, тщетно и бесконечно трогательно, что он собирается именно таким образом выставить себя дураком. Просто брало за душу.
Подойдя к барабанам, он отвесил вежливый полупоклон и с тревожным видом занял свое место. Они видели, как он тайком кладет револьвер на сцену у стула Фелиситэ и прикрывает его сомбреро. Указав в его сторону дирижерской палочкой, Морри объявил:
– Дамы и господа, «Крутой малый, крутой ствол»!
Он отстучал начальные такты, и оркестр грянул.
«По сути, мало чем отличается от всего, что мы сегодня уже слышали», – думала Карлайл. Лорд Пастерн барабанил и гремел приблизительно так же, как Сид Скелтон. Слова, когда снова вышло трио певцов, звучали не глупее слов прочих песен. Мелодия была запоминающейся, к тому же довольно заразительной. «Но каким же ранимым он кажется среди этих железяк!» – невольно подумала Карлайл.
Эдвард же думал: «Вот он, легкая добыча для любого сатирика, которому претит нынешнее общество. Из этого можно сварганить карикатуру или притчу. Нет, скорее карикатуру. Кузен Джордж наяривает под указку дирижерской палочки Морри, а на заднем плане череда вырванных из привычного окружения лиц. Метроном символизирует Время… перст насмешки… делает неприличный жест обществу. Конечно, прямолинейно, – отмахнулся он от такой мысли, – фальшиво, как раз потому, что отчасти истинно». И он повернулся смотреть на Карлайл.
Фелиситэ думала: «Вот Джорджу хотя бы весело». Ее взгляд скользнул к сомбреро. Она тронула Эдварда за колено и, когда он к ней нагнулся, шепнула ему на ухо:
– Может, стащить у Джорджа револьвер? Я бы могла. Смотри!
Она потянулась к краю сцены и запустила руку под сомбреро.
– Фэ, не надо! – воскликнул он шепотом.
– Ты меня подзуживаешь?
Он яростно затряс головой.