Убийца из прошлого - стр. 12
– Еще грибков? – склонился к Мэри лакей Фимка.
Та кивнула. Однако, когда нацепила на вилку очередной груздь, к ужасу своему сообразила, что, кроме грибов и малосольных огурцов, ничего сегодня не ела. Почему? Никогда ведь соленое не жаловала. Неужели знахаркино снадобье подействовало? У Мэри задергалось веко. Она стала судорожно вспоминать, когда в последний раз приходили истечения. Кажется, в день происхождения Честных Древ[6]. То бишь две недели назад. Но почему были столь скудными? Всегда как из ведра льет, а тут лишь помазало. И продолжались не три дня, а всего один. Неужто то были не истечения? Неужели она беременна? Вот и объяснение тошноте, что мучила ее по утрам, зря она грешила на простоквашу.
Господи, что ей делать?
Когда заканчивали десерт, Шелагуров подозвал Фимку:
– Пускай карету заложат.
– Ты уезжаешь? – удивилась Ксения.
– Так надо, – не стал пускаться в объяснения Александр Алексеевич, выразительно посмотрев на супругу: мол, пора твоему кузену и честь знать.
Мэри шепнула Гуравицкому:
– Карета для тебя.
Литератор наступил под столом на ногу Беклемешевой, как они с ней условились.
– Дамы и господа, – произнесла торжественно помещица. – Сегодня у нас два радостных, два необыкновенных события. Именины дорогой Конкордии и приезд юного петербургского дарования. Мы уже слышали, как господин Гуравицкий одарен вокально. Однако он еще и пописывает. Давайте попросим его прочесть что-нибудь из новенького.
На этих словах Беклемешева захлопала в ладоши. Собравшиеся ее поддержали. Гуравицкий, изобразив смущение, встал:
– Это огромная честь для меня. Я с превеликим удовольствием…
Шелагуров налился кровью. Ах так? На кривой кобыле вздумали объехать? Гневно взглянул на Мэри, но та лишь пожала плечами: я тут при чем?
Ксения встала следом за Гуравицким:
– Тогда давайте перейдем в гостиную. Я прикажу подать туда оршад и коньяк.
Гости дружно поднялись. Через минуту за столом остался один Шелагуров. Что ему делать? Ксения не скрывает, что влюблена в заезжего прощелыгу. Раскрыть ей глаза если и удастся, то далеко не сразу: слишком уж своенравна сестра, слишком наивна и глупа. Как же ее спасти от этого мерзавца? Как спасти себя?
Будь проклят Гуравицкий. Откуда он взялся? Никогда о нем не слышал… хотя нет, слышал. Да такое! Господи, как же он сразу не вспомнил? Надо срочно сыскать то письмо. Скорее в кабинет.
У лестницы на второй этаж его поджидал Разруляев:
– Прошу прощения, Александр Алексеевич…
– Занят…
– На секунду.
– Хорошо, говори.
– Прошу принять отставку.
– Ты водки перепил? Что ты мелешь?
За столом Шелагуров заметил, что удрученный отказом Ксении Сергей Осипович не столько ел, сколько делал вид.
– Я не выдержу, не выдержу их счастья…
– Дай мне час. И клянусь, прохвост уедет отсюда в кандалах.
– Неужто преступник? Бедная Ксения! Это будет ударом…
– Это послужит уроком. Поймет наконец, что синица в руке много лучше, чем этакий журавель. Давай, давай, ступай к гостям…
– Лучше вас здесь обожду.
– Нет, ступай, за Гуравицким надо присмотреть.
– Чтобы не сбежал?
– Чтобы предложения Ксении не сделал. Позора потом не оберешься.
Помещик Устинский знал за собой слабость: если читали вслух – неминуемо засыпал. Дома-то ладно, все свои, но вот в гостях… Вдруг и здесь захрапит на всю Ивановскую? Потому во избежание конфуза решил затеять дискуссию: живой-то разговор в сон не клонит.