Убить еврея - стр. 36

В том, что у незнакомки должен быть ферари, Артём не сомневался. Но он ошибся. Она сидела за рулем хаммера. Один ноль в ее пользу, решил Артём, молча залезая в машину, которую она задним ходом подогнала к нему. Впрочем, тактику свою он решил не менять, чтобы не влиять на чистоту эксперимента. Через полчаса молчаливой езды под Вивальди, так же гармонировавшим с хаммером, как тот со своей владелицей, они остановились у ресторана. Внутри он оказался примечателен той особой непримечательностью, которая человеку искушенному говорит – не для всякого.

Артём не был голоден и потому заказал вино и кофе. Девушка попросила то же. Артём практически не сомневался, что «выбор нашел его», то есть, все это не зазря, поэтому не удивился, когда к их столику подошли двое, кивнули и сели. Просто механически отметил: «Тройка»! Официант возник уже с подносом.

– Ваши… действия в Югославии нас впечатлили, – сказал один из мужчин, разглядывая вино на свет. Артёму понадобилась вся его выдержка, чтобы не ляпнуть: «Откуда вы знаете»?

– Господи! – вздохнул он, – хоть бы раз для разнообразия представились. Даже к даме не знаю как обращаться.

– Не больно-то старались узнать, – пожала она плечами, но представилась: «Анна». Артём с легким злорадством понял, что она раздосадована его поведением.

– Юрий Петрович, – сказал тот, которому, скорее всего, было за сорок, хотя и выглядел он на замороженные 35.

– Олаф, – улыбнулся тот, что был помоложе.

– Очень приятно, – кивнул Артём, – Вивикананде.

Они поняли. Впрочем, все это не имело значения – просто разминка.

– Ну вот, теперь, когда яйца разбиты, можем делать яичницу, – подытожил Юрий Петрович. Артём хмыкнул:

– Почему вас всегда трое? Это аллюзия на святую троицу? Или на тройки судилищ? Или на пирамиду?

– На ТРИшкин кафтан, – сказал Олаф. Услышать такое именно от «викинга» было особенно смешно.

– Ладно, – вздохнул Артём, – давайте, бухтите про то, как наши космические корабли бороздят просторы Большого театра.

Юрий Петрович понял и нахмурился: «Нам тоже не в радость работать с вами. У вас бабушка карабахская. Видно, гены сказываются».

– Я могу уйти, – сказал Артём.

– Не можете! – жесткость, прозвучавшая в голосе Юрия Петровича, была спокойной. Настолько, что впервые за все месяцы этой странной жизни и все встречи с «тройками» Артём испугался как обыкновенный человек, боящийся физической боли. Однако из упрямства попытался «сохранить лицо»: «Почему?»

– Потому, – с той же интонацией пояснил Юрий Петрович, – что кому «чаша сия» предназначена, того она не минует.

– Откуда вы знаете? – гнул Артём, – ваш предшественник сказал, что нас трое, и идет конкурсный отбор. Я завалил конкурс.

– Откуда вы знаете? – спародировал его Юрий Петрович. – Вы же не знаете критериев отбора.

– Черт! – застонал Артём. – Я же все делал плохо.

– С вашей точки зрения.

– Я трус.

– Вас не телохранителем нанимают.

– Но я не хочу!!!

– И Эхнатон не хотел. И Моисей. И Иисус.

– Неправда! Они были избранными. Они знали! Они были готовы, Они…

– Глупости! – безапелляционно перебил Юрий Петрович. – Мы уже говорили о «Да минует меня чаша сия!» – фраза, как вы помните, сказанная Иисусом. Моисея вообще пришлось долго уговаривать – он все пытался отделаться, ссылаясь даже на свое косноязычие. Но и эту проблему, как вы помните, решили.