Тяжесть слова - стр. 16
– Может, и хотела.
Терять всё равно было нечего. Глаза мачехи возмущённо округлились.
– Мы тебя вырастили, выкормили, а ты ещё нам репутацию испоганить хочешь своими капризами?! Да ты одним своим появлением нам уже срам причинила!
– Со срамом – это к батюшке, – ядовито ответила я, ощущая странное бесстрашие.
– Дрянь, – тихо и зло протянула мачеха. – Граф Ротрийский оказал большую честь, согласившись взять тебя в жёны. Ты должна быть нам по гроб жизни благодарна, что мы тебя так хорошо пристроили.
– Так по гроб только и получится, – рассмеялась я. – У Женоеда же никто подолгу не живёт. Каково это – человека на смерть верную продавать, а? Небось там, на том свете, вам это зачтётся. Боги всё видят…
Графиня покрылась белыми пятнами и метнулась ко мне, замахнувшись рукой.
– Как ты с матерью говоришь!!!
Я перехватила её руку. В груди вскипела ярость. Захотелось сделать этой женщине так больно, чтобы её лицо исказилось страданием, и я со всей силы отшвырнула мачеху от себя. Она глухо бухнулась о дверь и вскрикнула больше от испуга, чем от боли.
– Что ты сделала, чтобы стать мне матерью?! – заорала я. – Ты просто злобная старая лицемерная крыса! Не смей никогда поднимать на меня руку! В следующий раз я просто убью тебя!
На лице мачехи мелькнуло что-то странное. Пылая яростью, я не смогла распознать эту эмоцию.
– Ты смеешь мне угрожать? – просипела графиня.
– А мне есть что терять? – делано удивилась я. – Меня продают за старого извращенца, убивающего своих жён. Чтобы я сдохла так же, как и остальные! Чего мне ещё бояться? Тебя?! Да что ты сделаешь?! Убьёшь меня? Ну так давай, убивай! А от Женоеда потом своими дочерями будешь откупаться. Кем откупишься, над той через полгода и поплачешь. У него же жёны дольше не живут.
Лицо мачехи побелело как полотно, челюсти плотно сжались. Меня же трясло. Кончились годы терпения, получи, что вырастила!
– Отец с тобой разберётся, – словно яд, выплюнула она и, резко развернувшись, вылетела за дверь.
– Ага, как же! – издевательски проорала я прежде, чем дверь захлопнулась.
И обессиленно опустилась на кровать. Меня продолжало трясти. Это была первая стычка с мачехой, в которой я полностью перестала себя сдерживать. Я не ощущала себя победившей, но мне стало чуточку легче. А то, что отцу пожалуется, – пускай. Ему всегда было всё равно, что происходит между его женой и третьей дочерью. Бабьи разборки – это не для него. Я устало повалилась на покрывало и закрыла глаза. Сегодня был слишком насыщенный тяжёлыми впечатлениями день. Я перевернулась на бок, заворачиваясь в покрывало, и провалилась в сон.
Снилась мне зелёная трава. Я лежала на ней. Голая. На правой руке серебряной нитью поблёскивал браслет. Надо мной нависал чернохвостый наг. Он мне улыбался, нагло, нахально, проводя кончиком языка по губам и клыкам. Мне почему-то не было страшно. Мужчина наклонился ниже. Чёрный водопад волос, как занавеси, закрыл весь остальной мир. А есть ли он во сне, остальной мир? Наг склонялся всё ниже и ниже. Я уже могла различить его неуловимый в цвете радужки зрачок… Сон смазался и поблёк.
– Госпожа, проснитесь!
Я с трудом открыла глаза. Рядом с постелью в ряд стояли три горничные. Осмотревшись, я увидела, что на стуле лежит очень красивое голубое платье с изящной, на тон темнее, вышивкой по вороту, краю рукавов и подолу. Я удивлённо воззрилась на него. Такой красоты в моём гардеробе никогда не было. Нет, я не ходила в жалких обносках. Мачеха заботилась о репутации семьи, поэтому все её члены одевались достойно, в том числе и я. Но мои наряды отличались скромностью как в крое, так и в выборе тканей.