Ты, я и другие - стр. 12
Я поглядываю на экземпляр своего скомканного жизнеописания. Что не так, спрашивается? Тянет громко завизжать и во всем обвинить Адама, но я не могу. Подозреваю, что без моего собственного участия в том, что сегодня я сижу здесь, не обошлось.
– Он уже поступал так. – Я начинаю плакать. – Давно. И я его простила.
Каролина участливо спрашивает:
– Что тогда случилось?
– Клиентка… – Я тереблю ниточку на своей блузке. – Женщина, с которой он вел дела. Я так и не узнала, кто именно. Мег тогда было всего девять. Я и не желала знать, просто хотела, чтобы все кончилось. Мы оба старались восстановить наши отношения. – Ниточка обрывается, но я все еще тереблю рукав. – Хотя… на самом-то деле я одна из кожи вон лезла, а он делал вид и подыгрывал. Да пошел он в задницу! Давай обо мне.
– Ладно. Тогда домашнее задание. Попробуй снова наполнить жизнь радостными мыслями. Можно декламировать позитивные заявления, наподобие мантры…
Я обозначаю улыбку. Без проблем.
– Постарайся, чтобы это было спонтанно. Представь, что делаешь нечто незапланированное.
Я ничего не делаю с ходу, у меня бзик на планах, списках и расписаниях.
– Не уверена, – осторожно говорю я.
– Ты чего-то боишься?
Всего. Я боюсь всего.
Я подъезжаю к дому и вижу на дорожке знакомый автомобиль. Карен сидит на пороге с большим букетом яично-желтых гербер, моих любимых цветов, и бутылкой с яркой этикеткой. Ее лицо обращено к утреннему солнцу.
Мы обнимаемся.
– Десять утра, почему ты не на работе?
– Я сама себе хозяйка. Могу потратить несколько часов на подругу? – Она взмахивает бутылкой.
Я открываю дверь и улыбаюсь:
– Десять утра.
– И что? Здесь совсем чуть-чуть, и еще я принесла апельсиновый сок – если тебе приспичит испортить вкус.
Она смешно морщит нос и надувает губы: конечно, ничего страшнее и вообразить нельзя. Я тянусь и снова ее обнимаю, шепчу на ухо «спасибо!». Как я рада, что у меня есть Карен! Карен и ее невероятная интуиция – знать, когда мне без нее не обойтись. И словно в подтверждение этого, когда мы заходим на кухню, она вытаскивает из своей стильной сумки маленький пакетик со свежими рогаликами с лососем и сливочным сыром.
– Хоть поешь нормально, – говорит она и разливает шампанское. Угу, в десять утра, самое время. Однако мы жуем, пьем и болтаем. По крайней мере, Карен жует, а я пью и болтаю. Временами она просто качает головой. Я рассказываю ей про утренний сеанс с доктором Гетенберг.
Она хмурит брови.
– И чего ты боишься?
Я колеблюсь всего секунду, а потом из глаз начинают литься слезы.
– Всего. Всегда.
Она отодвигает пустой бокал и берет меня за руку:
– Рассказывай.
– Остаться одной… принять его назад… что что-нибудь случится с Мег… что появится другой… и у меня с ним ничего не выйдет.
Карен фыркает и идет к раковине. Набирает чайник, включает его.
– Если уж дойдет до этого… Поверь моему опыту: один член мало чем отличается от другого.
Я пожимаю плечами. Она смеется.
Загибая пальцы, я продолжаю перечислять свои страхи:
– Дьявола, ведьм, пришельцев…
– Да не сочиняй.
– Правда, Карен. Так и есть.
Она усмехается:
– Офигеть.
– Однажды потерять… – Я напрягаюсь.
– Что потерять?
– Себя… контроль над собой… Если люди увидят, какая я злая, они запрут меня на замок и выбросят ключ.
– Я куплю тебе боксерскую грушу. Еще?
– Я беспокоюсь за Мег, как на ней скажется вся эта история. Она обожает отца.