Ты самая любимая (сборник) - стр. 74
– Ладно.
– Ты обещаешь? Если ты еще раз меня обидишь, я не смогу летать.
Он удивился:
– Как это? Почему?
– Потому что ангелам вообще нельзя на вашу землю. Здесь такая атмосфера! И такая грубость. Мне тут очень трудно. Не обижай меня, ладно?
– Хорошо. Но и ты… Так нельзя – чуть что, сразу в слезы. Может, ты беременна?
– Нет еще.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю.
– Ладно. А теперь… Пожалуйста, исчезни – счас Шура придет, мы с ней в деревню едем.
– В какую деревню? Зачем?
– За детьми. Они у Шуриных предков, а через неделю им в школу, первое сентября. Встаем.
– Поцелуй меня…
Он поцеловал.
– Еще!
Из прихожей послышался скрип ключа в двери. Он испугался:
– Все, все! Исчезни! Шура идет!
– Нет, поцелуй!
Он поцеловал ее и поспешно встал, а она сказала:
– Я тоже хочу в деревню.
Он удивленно повернулся:
– А тебе-то зачем?
И увидел, как она медленно уплывает вверх, растворяясь в воздухе под потолком.
Но – запоздало: Шура с пластиковыми сумками «Седьмого континента» уже на пороге и, изумленно глядя в потолок, испуганно хлопает глазами:
– Что это?.. Что это было?..
– Где? – сказал Пачевский.
– Ну вот, в воздухе! Только что…
Он пожал плечами:
– Что там могло быть? Тебе померещилось… – И, навернув полотенце на бедра, прошел мимо нее на кухню.
Шура, хлопая глазами, смотрела на потолок, потом – вслед своему мужу, снова на потолок над кроватью и снова Пачевскому вслед. Затем, закрыв глаза и стряхивая наваждение, потрясла головой.
Церковный звон остановил ее посреди бульвара. Она замерла как вкопанная, слушая его, и зачарованно пошла на эти звуки – пошла, не обращая внимания на поток авто, на красные светофоры… Гудели машины, визжали тормоза, орали водители, а она шла, не слыша и не видя их, шла словно по воздуху или как привидение… И пришла к храму Христа Спасителя. И вошла в него. И все той же зачарованной походкой, словно на магнит, уверенно свернула в зал, где с небольшой иконы глянул на нее Николай Угодник.
Подойдя к иконе, она остановилась, посмотрела ему в глаза. Помолчала, а потом вдруг сказала негромко:
– Коля, так вот ты, оказывается, где!
Николай на иконе как-то странно заерзал плечами и спросил:
– А в чем дело?
– Ты мне можешь помочь?
– Я не помощник, я угодник. А в чем дело-то?
– Ты можешь выйти?
– Зачем?
– Поговорить нужно. Выйди на пару минут.
Николай посмотрел по сторонам, оглянулся себе за спину. Но никого не было ни в зале, где висела икона, ни, видимо, за его спиной.
– Ладно, – сказал он. – На пару минут.
И вышел из иконы.
Минуту спустя Николай, разминая затекшие плечи и шею, шел по набережной Москвы-реки, а она шла рядом и говорила со слезами на глазах:
– Я не знаю, что с этим делать, Коля! Почему он смотрит на других баб? Ведь я… Я же ангел, настоящий ангел!
– Не плачь. Перестань…
– Нет, ты скажи, что ему нужно? Я самая лучшая! А он все равно… Ты можешь на него повлиять?
– Нет, не могу.
– Но почему?!
– Это не моя тема.
– Как? Что значит не твоя тема?
– Это у тебя претензии к Главному программисту. Он сотворил мужские и женские программы. Вы, бабы, живете любовью, а мужики – телом. Такие программы. Я не имею права вмешиваться.
– И ничего нельзя изменить?
Николай молчал.
– А если… – сказала она. – Если я пойду к Нему?
– К Творцу, что ли?
– Ну…
– Не советую. У Него таких жалоб знаешь сколько! За тысячи-то лет…