Ты. Будешь. Моей! - стр. 35

   Не для меня.

   Она была не для меня.

   Не то, что прикоснуться или мечтать о ней. К такой мне и подойти было нельзя. Чтоб ее собой не запачкать.

   Я знал.

   Знал.

   А глаз отвести не мог.

   Замирал, чтоб не вспугнуть. Присутствия своего ничем не выдать. Не испугать.

   Когда ушла, заставил себя подняться. Добраться до больнички. И в гостиницу.

   Все адски болело. Почти не мог ходить.

   А все равно. Ходил. Каждый гребаный день ходил на тот обрывок пляжа.

   Прятался в кустах и смотрел на нее. И дыхание замирало. И внутри, под ребрами тепло разливалось. И оторваться не мог.

   Каждую улыбку, каждый изгиб тела, все ловил. Жадно. Алчно. Ненасытно.

   До сих пор все их помню. До сих пор они во мне, как с тех пор поселились, так и остались. Не вытравились временем.

   Когда окреп, ночи на хрен напролет адски затрахивал съемных девок на один вечер. Так, что хрен знает сколько кроватей в гостинице поломал.

   Так, что они скулили и умоляли дать им отдых.

   А утром приходил. К ней. Смотреть. И даже мысли не допускал. Что мог бы ее собой испачкать.

   Хотел. Хотел ее адски. До боли. До судорог.

   Но никогда даже в мыслях не позволял себе к ней прикоснуться.

_______________

12. 12. глава 12

   Каждый день ходил.

   Смотрел, а будто воздухом настоящим, захлебывался.

   Как будто раньше он тухлым, смердящим был. А возле нее все другим становилось. Оживало. Красками играть начинало!

   Она выходит из воды.

   Разгоряченная. Улыбающаяся хрен знает, чему.

   А я до хруста челюсти и кулаки сжимаю. Еле сдерживаюсь, чуть не подыхаю от усилий, чтобы заставить себя усидеть на месте.

   И глазами пожираю. Жадно. Взахлеб.

   Завидую каплям, что облепили ее стройное тело. С одуренными изгибами.

   Губы жадно облизываю. Вмиг пересыхают.

   И дурею от глаз этих. Огромных. Синих. В них само море плещется! И даже больше!

   Заснула, раскинувшись на берегу. Разомлела от солнца.

   И я сорвался.

   В один прыжок оказываюсь рядом.

   Как одержимый, пью ее запах.

   Блядь.

   Голову ведет.

   Мозги отшибает.

   Как самый настоящий хищник впитываю в себя. Втягиваю.

   И знаю.

   Этот ее запах, он уже навсегда во мне останется!

   Навсегда, на хрен, как и ресницы длинные, чуть подрагивающие во сне. Тени на нежные, румяные щеки, бросающие.

   И губы. Блядь. Я таких губ в жизни своей не видел.

   Одуренные. Пухлые. Сочные.

   Настоящие.

   Хрен знает, как не набросился. Как их не смял.

   Каждая мышца гудит, и крышу срывает напрочь!

   Судорожно сглатываю, опуская взгляд ниже.

   Грудь почти совсем открыта. Но в этом, блядь, нет ни хрена развратного!

   Руки сжимаются, когда она вздох делает.

   Прямо бы так и захватил. Сжал бы.

   Впервые в жизни захотелось не брать.

   Ласкать. Нежно.

   Прикасаться осторожно. Бережно. Стон наслаждения с этих губ вырвать. Подавиться им. Захлебнуться.

   Блядь. Я тогда реально взвыл. По-настоящему!

   Но только вой застрял в горле!

   Не выдержал.

   Чиркнул таки губами по ее.

   Едва коснулся.

   И провалился на хрен.

   Мягкие. Упругие. Такие сладкие!

   Ни хрена. Ничего слаще и вкуснее я в своей жизни не пробовал!

   Подхватил на руки.

   Аккуратно. Как, блядь, фарфоровую статуэтку! Отнес подальше от уже совсем сильно палящего солнца, чтоб не сгорела.

   И от себя.

   От себя, на хрен, тоже пришлось ее спасать!