Тугая плеть в руке его - стр. 4

– Это – правда, – спрашивает мать,  – что ей несколько тысяч лет?

– Чтобы знать  доподлинно, нужно быть её ровесником, – улыбается дервиш. – Точно могу сказать, что это предание, в которое свято верят все местные племена. Что она –  массагетская царица Томирис, отрубившая в битве голову великому персидскому царю Киру. Эту голову она возит в своей чёрной кибитке. Где она живет, как она живет, никто не знает. Она появляется внезапно и только тогда, когда сама захочет. Рассказывают, что она была последней говорившей перед смертью с Искендером Двурогим.

– Так она посланница смерти или предсказательница судьбы? – говорит мать.

– Как знать, как знать, великая госпожа, – дервиш проводит на песке длинную дугу.  – Нам, смертным, не понять, где заканчивается путь и начинается судьба.

– В любом случае у меня к тебе просьба, дервиш, – говорит мать. – Пока строится корабль, держись рядом с верфью. Если нас настигнут до отплытия, спаси сына. Монголы, по какому-то их странному закону, не трогают дервишей.

– Я вижу черную точку на горизонте, – Фарух пристально вглядывается в барханы. – Она движется.

– Будьте мужественны, великая госпожа, – говорит дервиш, – принять будущее таким, каким оно будет.

Высокая, обитая тёмным войлоком,  двухколесная кибитка останавливается перед ними. Фарух засматривается на лошадей: какие ладные, совсем не запыхавшиеся, будто только из стойла.

– Сначала женщина,– раздается голос из кибитки.

Мать забирается в кибитку и выходит оттуда спустя несколько минут с бледным поникшим лицом. «Что она тебе сказала, мама! – кричит Фарух. – Я убью её».  Мать отрешенно смотрит на море. Фарух выхватывает кинжал, отталкивает дервиша и впрыгивает в кибитку.

В непроницаемой темноте еле светятся огоньки двух свечей. «Я убью тебя!»  – Фарух бестолково размахивает кинжалом.

– Сядь! – у Томирис ледяной голос. – Я ответила твоей матери на её вопросы.

– Что ты ей сказала? – Фарух беспомощно вглядывается в темноту.

– Что она больше тебя никогда не увидит. Правда часто бывает жестокой. Тебе шестнадцать лет, пора привыкать.

– Что будет с моим отцом? – сказал Фарух.

– Он умрёт. Не увидев, как умерла его жена.

– Я не трус, – сказал Фарух. – Я буду сражаться рядом.

– Нет, – сказала Томирис. – Ты будешь жить один. До седых волос. Ты просто будешь помнить.

– Что помнить? – сказал Фарух. – Я не верю тебе.

– Смотри!

Во внезапно осветившейся кибитке рука из–под покрывала опрокинула корзину, из корзины выкатилась голова с заплетённой мелкими колечками бородой и с грустной улыбкой посмотрела на Фаруха.

– Кто это? – сказал Фарух.

– Он был великий правитель. Самонадеянный. Он считал, что весь мир принадлежит ему. Он ошибся. Это – цена.

– Что я должен помнить? – Фарух, не отрываясь, смотрит на кровоподтеки на голове Кира.

– Закрой глаза, – сказала Томирис.

– Передай жителям,  –  Хулагу ,скрестив ноги, сидит на шелковом китайском ковре . – Если они отдадут невесту сына хорезмшаха, я сниму осаду.

– Они не поверят, – сказал нукер. – Они храбрые воины и гордые.

– А мне не нужно, чтобы они верили, – сказал Хулагу. – Мне нужно, чтобы они поверили в свою победу. Что мы устали и дрогнули и только ищем повод уйти.  Чтобы в те три дня, пока завершается подкоп под стены, они пребывали в самонадеянной радости и беспечности. Прояви мастерство красноречия. А когда мы возьмем город и