Туда, где свет - стр. 26

Потом Светочка отправилась спать в свою комнату, а мы с поэтом сели пить чай в гостиной. Он пошел в прихожую, неожиданно достал из портфеля… бутылку виски.

– Что вы, зачем это? – пробормотала я.

Но поэт, казалось, не услышал, он, насколько я успела понять, привык все решать и делать по-своему. Водрузил на стол бутылку, открыл её.

Крепкие напитки я не пью, просто символически поставила две рюмки. От своей только пригубила, пила чай и ела конфеты.

Поэт читал мне наизусть, по памяти свои стихи. Собственно, весь разговор строился вокруг личности Игоря. Он рассказал, что трудился на разных работах, был и водителем-дальнобойщиком.

«Вот это переквалифицировался!» – подумала я.

Стихи были на удивление хорошие, даже сильные. Читал он их вдохновенно, немного резко и рубленно, по-мужски.

И так же вдохновенно пил виски, что меня расстроило и насторожило.

Потом Игорь снова пошел в прихожую, на этот раз достал из портфеля целую кипу листов со своими, как он пояснил, новыми стихами, явно намереваясь окончательно приблизить меня к прекрасному.

Шел уже первый час ночи. Эта «изба-читальня» начала мне надоедать, беспокоило и то, что Игорь пьянел на глазах. Как можно вежливее улыбаясь, я сказала поэту:

– Знаете, уже поздно, мне завтра утром на работу. Может быть, мы в следующий раз продолжим наш разговор?

До сих пор не знаю, что его так взбесило. Правда, не знаю! Он вдруг поднялся, подошел ко мне вплотную и сказал:

– А ты знаешь, что мне всё позволено? Какой это этаж, шестой? Захочу – выкину тебя с балкона!

Осознать то, что он сказал, было невозможно. Меня сразу, как льдом, сковал какой-то животный страх, во рту вмиг пересохло. Я взглянула в глаза мужчины и… испугалась еще больше. Тогда, цепляясь за остатки прежнего разговора о поэзии, я с трудом произнесла:

– Но вы… такие стихи… мне читали! Только что… Поэт рывком поднял меня со стула:

– Так, иди, стели постель! Потом… после… я уйду.

Ноги у меня подкосились, я снова опустилась на краешек стула. И сделала еще одну отчаянную попытку до-сту-чать-ся до человека. Ведь должен же быть в этом создании человек, должен! Голос у меня сел, и слова давались необыкновенно тяжело:

– Вы же… сегодня вечером… играли с моей дочерью… Смотрели ей в глаза. Мы ведь… о поэзии говорили… Как же так?

Ответ был краток:

– Стели постель!

– Нет!

Поэт снова поднял меня со стула и одним движением разорвал мою футболку – сверху донизу. Схватил за руки и потащил в спальню. Я сопротивлялась отчаянно, но молча – в соседней комнате спала Светочка.

Я думала, что присутствие в доме ребенка – это для меня своеобразная гарантия спокойствия и безопасности. Не станет же человек… Всё оказалось ровно противоположным, теперь я боялась еще и за дочь, что она проснется… Ужас, кошмар!

Хоть бы что-нибудь тяжелое попалось мне под руку! Что-нибудь! Хотя даже в эти секунды я понимала: если не «вырублю» мужчину сразу, а просто ударю, он меня потом покалечит!

…То, что произошло дальше, я очень долго старалась забыть.

Он. Оно… это создание… ушло ночью.

Долго и тщательно я собирала свои разорванные вещи, потом постельное белье… Собрала все и выбросила.

…Утром я даже появилась на работе, в департаменте культуры – как странно сейчас звучало это слово – «культура», и зашла в кабинет к своему приятелю, который познакомил меня с «поэтом». Неужели всё это происходило только вчера?