Туда, где свет - стр. 12
– Так я же любя!
Тут у меня и случилось прозрение. Не говоря уже о том, что я не смогла бы сказать сыну «идиот», он бы мне вряд ли простил и это слово, и подзатыльник. Меня, например, родители не били никогда и ни разу на меня не кричали. А здесь я увидела совершенно другую модель отношений матери, образованной матери, которая наверняка считает себя интеллигентным человеком, и взрослого сына. Если уж там возможна грубость «из любви», чего тогда церемониться с другими людьми?!
Нежно относясь к кошечкам и собачкам, Анжелика Петровна была порой неприятно резка с окружающими, нисколько не заботясь о том, что обижает их и причиняет им боль. Назову её «милое» развлечение: она по-актерски умело изображала людей, только это были очень злые пародии. Разумеется, их герои при сём не присутствовали. В такие минуты я думала: что ею движет? Кому она мстит, какие детские комплексы отрабатывает? Еще у меня перед глазами возникала картинка: Анжелика пародирует человека, издеваясь над ним, и неожиданно он входит в комнату, останавливается, незамеченный, смотрит, а потом она оборачивается, их глаза встречаются.
Какие чувства она бы тогда испытала? Я почему-то уверена, что жизнь даст ей возможность побывать в такой ситуации.
…Приятно быть большой и доброй по отношению к котенку, труднее – по отношению к человеку. Одна из журналисток, тихая Людочка, к слову сказать, пишущая статьи и толково, и душевно, – бывает такое «в одном флаконе», – шепотом рассказывала мне, как её на первых парах третировала Анжелика, как кричала, ругая за «бездарные» репортажи и очерки. А Людочка уходила в свой кабинет и горько плакала.
У Анжелики в газете была подружка с редким именем Бэла. Это уж точно, они, что называется, нашли друг друга!
Нервно-нежную Ахмадулину наша Бэла ничем не напоминала. Талантливый парламентский обозреватель с красивыми ногами, корреспондент с мужским складом ума, она писала статьи точно, четко, но людей любила еще меньше, чем Анжелика.
Конечно, «дальние» – те же самые депутаты Думы – ценили её за цепкий аналитический ум, да и с ними-то она была улыбчива, предупредительна. А вот с «ближними», с теми, кто рядом – в кабинете, в редакции – не церемонилась. Её откровенно боялись, говорили, что она почти всегда пребывает в плохом настроении, а это значит – жди скандала. Мне шепотом стали рассказывать про Бэлу всякие «страшилки», потом редактор решил, что я буду сидеть в одном с ней кабинете. Третьим был Петр, мужчина тихий, курящий, безгранично спокойный. Он тихо приходил – тихо уходил на интервью или мероприятие – снова незаметно возникал в кабинете и писал статьи, почти всегда пребывая «в себе».
Очень скоро я поняла, что Бэлу раздражают практически все люди, причем для каждого она находит то, чем именно он её «достал». Ваня Белов громко стучал по клавиатуре компьютера, на этой почве не поладил с Бэлой и был выдворен из кабинета. Еще от одного товарища, по мнению Бэлы, слишком пахло потом, и она сделала всё, чтобы его удалить. Затем в кабинете «поселилась» молодая хорошенькая Катя, тоненькая, большеглазая, обожающая Одри Хепберн и даже чем-то на неё похожая, – мы могли ежедневно сравнивать, потому что на стену Катя повесила календарь с кадрами из фильмов Одри.
Катерина писала статьи бойко, по существу, но, поскольку её информации, репортажи и прочее тоже касались парламентариев, править их должна (какая неприятность!) Бэла.