Трофей для хоккеиста - стр. 26
Я молча встаю и швыряю в него телефоном, целясь прямо в лицо. Багров, демонстрируя профессиональную реакцию, молниеносно уворачивается, мобильник пролетает мимо и приземляется на асфальт.
Черт, как же телефон жалко!
Я швыряю в Багрова рюкзаком (тоже безуспешно), потом громко всхлипываю и бегу. Не знаю куда, мне неважно. Просто подальше отсюда, подальше от этого ужасного дня, от бесчувственного Багрова, от неподъёмной ответственности, под тяжестью которой я задыхаюсь.
Хотелось бы бежать долго-долго, пока не подкосятся от усталости ноги, пока я не упаду где-нибудь посреди зеленого поля и буду лежать, глядя в небо. Просто лежать и ни о чем не думать.
Но, конечно, мне не дают пробежать даже сотни метров. Куда мне тягаться с лучшим игроком столичной хоккейной команды?
— Отпусти меня! — я уже в голос рыдаю, отчаянно вырываясь из его рук. — Отпусти! Козел! Мудак! Скот…
Он снова зажимает мне рот.
— Не здесь, — спокойно поясняет Багров. — Если кто-то снимет твою истерику на видео, меня ждут неприятности. Можем поехать ко мне домой и там покричишь. Пойдет?
Я отчаянно мотаю головой.
— Тогда в машину хотя бы пошли.
«Пошли» — это, конечно, громкое слово. Мои ноги вообще не касаются земли, потому что Багров просто тащит меня к огромному черному «гелику», припаркованному прямо напротив служебного входа. Руку с моего рта он предусмотрительно не убирает.
И только когда меня запихивают в машину и двери захлопываются, я снова получаю свободу слова.
Но говорить у меня уже нет никакого желания — я просто реву, уткнувшись в ладони. Затем пытаюсь врезать Багрову по морде — к сожалению, безуспешно. А потом, когда заканчиваются и силы, и слезы, я просто молча откидываюсь на спинку кресла, смотрю в окно и говорю бесцветным голосом:
— У меня бабушка в частном доме престарелых. У нее деменция. Это после инсульта началось, два года назад. Сначала было еще более-менее, а сейчас совсем все плохо. Поэтому все деньги, которые я зарабатываю, уходят на оплату ее содержания в этом пансионате. Больше ни на что не хватает. Еще вопросы есть?
Багров потрясенно молчит.
Я нервно кусаю губы.
Черт, зря я, наверное, все так на него вывалила. В конце концов, он мне никто. Да и какое ему до меня дело?
Не дай бог еще жалеть сейчас меня начнет.
— Что ж, раз вопросов больше нет, то я…
— Почему это должна делать ты? — перебивает меня Багров, не давая договорить. В его голосе нет и намека на жалость, и мне от этого становится ощутимо легче.
— Потому что больше некому, — поясняю я. — Так вышло. Мама давно умерла, а других близких родственников у нас с бабушкой нет. Но я справляюсь, ты не думай.
— Знакомо, — в голосе Багрова звучит что-то новое, непривычное, и я поворачиваю голову, чтобы поймать его взгляд. Но он тоже смотрит в окно, в противоположную от меня сторону, и я вижу только его мощный короткостриженый затылок и напряженную спину.
— Что знакомо?
— Когда не на кого рассчитывать. Когда или ты, или никто. Но мне повезло больше — я не должен был ни о ком заботиться, кроме себя.
Я с запозданием вспоминаю, что читала что-то такое про него. «Сирота», «рос в деревне», «сделал себя сам», «талант, который преодолел все преграды»… Звучало, конечно, красиво, но вряд ли это было так легко и просто, как описывалось в тех статьях. Мне вдруг становится до ужаса интересно, как все было на самом деле, как он добрался до той вершины, где находится сейчас, и чего ему это стоило. Но подозреваю, что это не та тема, на которую Багров с удовольствием будет говорить.