Трое неизвестных - стр. 12

И потом, что она там делает в Москве, вместо того чтобы рваться к любимому в Дмитров? Что там за козни в этом болгарском посольстве! Не отозвали ли ее на родину?

Может быть, проснулся ее прежний, о котором шла смутная речь еще до их знакомства с Шардаковым.

Леша разузнал, кто это. Георгий Миланов. Звучит угрожающе. А что, если этот шикарный болгарин сам явился в русскую столицу, прекращая размолвку с пассией.

Шардаков послал на фиг смотрящего, оседлал очередную гору картошки в кузове грузовика, рванул в Дмитров, а оттуда – в Москву. Примчался на третьем троллейбусе на улицу Руставели, взлетел на пятый этаж.

Вот ее дверь, заперта.

Ломанулся к себе в комнату. Там никого. Не стал переодеваться, было невыносимо, только умыл физиономию на кухне – и к Садофьеву.

Тот сообщил ему страшную новость. Глядя куда-то в угол, понимая, что разрубает сердце друга.

– Что? – для начала не поверил Леша.

Сергей пожал плечами.

– Да уж.

– Где она?

Садофьев опять пожал плечами.

– Наверное, в кино.

– В Орле?

Друг тихо кивнул.

Шардаков бросился вниз по улице, она с небольшим уклоном уходила к железке, к станции электрички. Не доходя до станции, углом выходил на улицу местный кинотеатр. Но в данный момент сеанса не было. Потолкавшись в фойе, Леша никого не обнаружил. И тут заметил, что Садофьев следует в полушаге за ним и все время хочет что-то сказать.

– Кафе-мороженое.

«Ах вот оно что!»

На первом этаже того же здания, где располагался кинотеатр, имелась затрапезная, но (выбирать не приходилось) кафешка. Именно туда влетел прямо как был, с картофельного поля, Леша Шардаков и увидел их. Алка давилась от хохота, а Миша Вартанов что-то рассказывал ей на ухо. Ситуация не вызывающая сомнений.

Они заметили Шардакова одновременно.

Алка осталась сидеть, делая вид, что ее чем-то страшно заинтересовало мороженое в вазочке.

Миша встал. Он чувствовал себя плохо, как и всякий гаденыш, схваченный на месте преступления.

Крушение дружбы тронуло Лешу не так сильно, как крушение любви. Он решительно приблизился, весь обветренный, «как скалы», и с размаху влупил Алке хлесткую пощечину. Мгновенно Вартанов овладел собою и полупустой бутылкой шампанского шарахнул Шардакова по голове.

Тот рухнул. По лицу поползла струйка крови.

Завизжала официантка. Все обернулись.

Подбежал Садофьев, подхватил Шардакова подмышки.

– Уходите! – резко крикнул он Алке и Вартанову. – Сейчас сюда ментовку вызовут.

Как потом рассказывали в широких институтских кругах, именно Сережа Садофьев спас положение своей собранностью и решительностью.

Наверное, ошибаюсь, но мне кажется, что именно в это время появилась серия анекдотов про чукчей, и среди них тот анекдот, где была фраза: «Чукча не читатель, чукча – писатель!» Так вот, студент литературного института был именно читателем в первую очередь. Писателем во вторую. Что там напишется, это мы еще посмотрим, а вот по части чтения студент Лита – впереди планеты всей. И особенно налегал он на литературу именно запрещенную. На общих собраниях студентов ректор Владимир Федорович Пименов тряс угрожающе пальцем, предупреждая нас от чтения Набокова, но даже он понимал, что слушатель его вуза не может ограничиться по этой части одним лишь Сартаковым, иначе из него получится в результате этого чтения всего лишь маленький Сартаков. А это никому не надо. Конечно, оставались еще Пушкин с Толстым не полностью прочитанные нашим студентом, но все же тяга мысленная за рубеж если и не поощрялась, то не каралась.