Тринадцатое дитя - стр. 19
Людям свойственно ошибаться. Мама тоже ошиблась. Но теперь она все поняла и наконец увидела во мне дочь, свою плоть и кровь. Ребенка, которого можно и нужно любить.
– Ты стала на год старше, – продолжала она, все так же фальшивя.
– Кричи «Ура!», – раздался голос с порога, подхватив песню. Мы обе вздрогнули и обернулись. В дверном проеме застыла высокая темная фигура. Мой крестный. – Ты старалась и сделала что могла.
Глава 5
СЛЕДУЮЩИЙ МИГ РАСТЯНУЛСЯ на целую вечность. Я понимала, что смотрю на него, вытаращив глаза и открыв рот. Я понимала, что должна что-то сказать – поздороваться, выразить почтение, хоть что-нибудь, – но будто лишилась дара речи. Его присутствие – он был невероятно высоким, мама не говорила, какой он высокий, – наполняло меня изумлением и ужасом.
Он выглядел совсем не так, как на храмовом витраже в Рубуле. Не был сумрачной тенью, сложенной из осколков серого, темно-сливового, синего и черного стекла. Он казался самой чернотой. Как безлунное небо. Как пустота, в которой отсутствует свет.
Я заметила, что он не отбрасывал тени. На земле у него за спиной, где от слабого света моей керосиновой лампы должно было появиться хотя бы серое пятно, ничего не виднелось. Это он был тенью. Всеми тенями, всеми горькими мыслями, всеми мрачными мгновениями. Он был богом ушедших навечно, владыкой невосполнимых потерь и холодных могил. Богом Устрашающего Конца. Моим покровителем. Моим спасителем. Наверное.
– Крестный, – произнесла я, справившись с немотой, и сделала реверанс, что казалось нелепым, но и правильным тоже. Если нам полагалось выказывать почтение королю Марниже – простому смертному в смешной шляпе, – то оказать уважение богу было и вовсе необходимо.
Я секунду помедлила, прежде чем выпрямиться. Может, надо было ему поклониться? Да, надо ему поклониться. Встать на колени, пасть ниц, вжаться лбом в землю, зарыться в землю, скорчиться червяком у его ног.
В голове промелькнула странная мысль: какую обувь носит бог смерти? Возможно, сандалии? Или крепкие сапоги, чтобы сокрушать в пыль души смертных, которые осмелились думать о таких глупых вещах перед лицом его запредельного божественного величия?
Мне захотелось смеяться, и я зажала рот руками, чтобы смешок не прорвался наружу и не обрек всех нас на вечное проклятие.
– Хейзел, – сказал он, и уголки его рта приподнялись, а губы раскрылись, обнажив острые зубы.
Это… это была улыбка?
– С днем рождения, – продолжил он. – Я… я принес тебе подарок.
Он откинул полу плаща, но темная ткань будто поглотила свет. Я не смогла разглядеть ничего в черных глубинах.
– Может, выйдем на улицу? – предложил он, и его голос чуть дрогнул.
Я удивленно застыла. Он что, смущался? Этот грозный, огромный, всемогущий бог? Смущался? Из-за меня? Мне снова стало смешно. Кто я такая? Никто. И зовут меня никак. И все же я знала, что он волновался. Он был не уверен. Он задал вопрос, а не отдал приказ.
Бог Устрашающего Конца стоял передо мной и нервно переминался с ноги на ногу. О чем ему беспокоиться? Неужели он думал, что я откажусь? Неужели и вправду считал, что я стану спорить с богом?
– Да, крестный, – сказала я, но не сдвинулась с места. Я ждала, что он выйдет во двор первым. При всей браваде, бурлящей у меня в крови, я не смогла бы сделать первый шаг, не смогла бы протиснуться мимо него, в пугающей близости от его плаща цвета безлунной ночи, от его тонкой, странно вытянутой фигуры.