Тринадцать поэтов. Портреты и публикации - стр. 11

Заметное место в поздней лирике Шестакова занимает тютчевская тема «закатной любви».

Реальная, биографическая мотивированность этой темы заинтересовала Л. К. Долгополова, который прямо обратился с таким вопросом к П. Д. Шестакову. Сын поэта уверенно ответил: «В жизни моего папы во владивостокский период не было никаких фактов, которые могли бы быть реальной (непосредственной – совпадающей по времени с периодом творчества) основой любовных стихотворений. <… > Мне думается, не исключена возможность, что некоторые из заинтересовавших Вас стихотворений могли быть своего рода поэтическим сопереживанием автора, отличавшимся исключительной деликатностью в отношении чувств других людей, всего того, что принято относить к личной жизни другого, хотя бы и близкого родственника. Возможно, “виновником” иногда мог быть и Ваш покорный слуга» (письмо от 2 декабря 1969 г.). Месяц спустя он пояснил: «Когда я сообщил жене о моем ответе на Ваш вопрос о реальных переживаниях, лежащих в основе любовных стихотворений владивостокского периода, она вполне резонно заметила: «Почему же ты не написал Леониду Константиновичу о том, что твои родители были идеальной супружеской парой, что Дмитрий Петрович был прекрасным семьянином, любящим, верным супругом и заботливым отцом?». Вероятно, жена права: я должен был сказать и об этом» (письмо от 4 января 1970 г.). За отсутствием иных сведений эту информацию следует признать исчерпывающей, тем более, что ее косвенно подтверждает, например, стихотворение 1926 г.: «Не думай, друг, что я пылаю: / В чужой восторг я рад вникать…». Видимо, поэтому «вечерняя любовь» в стихах Шестакова не окрашена в трагические тона, хотя и не лишена «элегической» грусти. «На склоне дня прекрасней день, / Под вечер жизни глубже радость», – эти строки одного из поздних стихотворений можно назвать лейтмотивом заключительного периода его творчества.

С Фетом Шестакова роднили и религиозные убеждения, молчаливо отвергавшие христианство ради мистического пантеизма. В сознательном возрасте Дмитрий Петрович не считал себя христианином, не ходил в церковь, не соблюдал обряды и не принимал дома священников, а также по мере возможности уклонялся от общеуниверситетских молебнов и прочих церемоний, из-за чего имел осложнения и даже неприятности по службе в дореволюционные годы (жена его Александра Никитична была верующей христианкой). Как вспоминал сын поэта, законоучитель в казанской гимназии публично с осуждением говорил ему: «Все вы, Шестаковы, безбожники». Замечу, что и слово «бог» в рукописях «для себя» Дмитрий Петрович, как правило, писал с маленькой буквы.

С Тютчевым позднего Шестакова роднит пристрастие к малым формам, к «лирическим фрагментам», которые, являясь частицами целого, одновременно имеют самостоятельную ценность и не кажутся осколками прекрасной разбитой вазы. Это короткие, строго организованные и лаконичные миниатюры, которые легко объединяются в циклы и значимы сами по себе. Поздние стихи Дмитрия Петровича – своего рода лирический дневник, записи в котором не связаны между собой, но проникнуты общим настроением, общей позицией автора по отношению к окружающему миру. Это и автопортрет поэта, чистого, целомудренного, целеустремленного и на редкость гармоничного человека, что особенно важно с учетом скудости биографических сведений о нем.