Три жизни Тани - стр. 75
– Ты прав, это стандартный набор команд на всех распространенных языках, который должна знать высококлассная обученная собака, – согласился Тьерр, просмотрев данные.
– Набарр – маг и фанат своего дела, может, он пытался поставить эксперимент, облегчающий собаке усвоение необходимого минимума? Как специалист по технологиям, сразу скажу: подобный эксперимент мог закончиться лишь одним – полным провалом!
– Как сказать... У меня частенько складывается впечатление, что смысл команды собака понимает несмотря на то, что её точно не обучали выполнять её...
Найл тихонько присвистнул, с азартом ученого еще раз исследовал спящую собаку.
– Везёт тебе на таинственные дела, – с белой завистью сказал он Тьерру. – Через годик расскажешь мне обо всём под бутылку пива? Впрочем, о чём это я? Все расследованные тобою дела обычно засекречивают лет на двадцать! Ой, сколько пива выпьем мы на пенсии, да? Столько тем для бесед накопится к тому времени!
Найл со смехом подтолкнул приятеля стальным локтем. Тьерр скупо улыбнулся и велел:
– Возьми образцы её крови и шерсти, так чтобы хватило для генетической экспертизы, и приводи собаку в чувство.
Таня очнулась с неприятным саднящим жжением за левым ухом. Эта лёгкая боль сразу напомнила ей о её невосполнимой потере, и Таня жалобно взвыла. Попробовала обратиться к словарю переводчика и взвыла еще жалобней – приборчика действительно не было под кожей.
– Ты обработал разрез заживляющей мазью? – встревожено уточнил Тьерр, смотря на страдающую морду собаки.
– Само собой, хочешь – сам добавь, – предложил Найл, протягивая тюбик со средством, обеззараживающим раны и ускоряющим регенерацию тканей.
Тьерр протянул руку к собаке, но та отпрянула от него и зарычала. Тьерр мог поклясться, что в огромных влажных глазах светился укор, Мия словно обвиняла его в подлом предательстве. Ни ласковые слова, ни запасённое лакомство не заставили собаку подойти к нему и не уняли её тихого, горестного ворчания. Все попытки приблизиться к ней Мия встречала рыком и злобным оскалом, хоть боль после извлечения переводчика уже должна была окончательно пройти. Однако убедиться в заживлении раны собака не давала – она предупреждающе клацала зубами, стоило только Тьерру протянуть к ней руку.
– Снова усыпить, чтобы ты мог забрать её обратно? – поинтересовался Найл.
– Нет, – раздраженно ответил Тьерр, – мне нужно как-то вернуть её доверие, мне с ней ещё работать и работать.
– Слушай, я, конечно, не специалист по этим четвероногим друзьям человека, в отличие от тебя, но поведение собаки кажется мне странным. Ясно, что она испугалась шприца в моих руках, но потом-то она заснула, а проснулась уже свободной и без боли, так с чего она рычит? Причём на тебя, а не меня, хоть ты-то её пальцем не тронул!
Тьерр молчал, скрестив руки на груди и смотря на понурую, словно убитую горем собаку. Потом принял решение:
– Верни переводчик на место. Нет, размести его за правым ухом, чтобы не тревожить опять болезненную область.
– Зачем? На кой собаке переводчик?! Прибор способен превращать в мыслеобразы занесённые в его память слова, которые потом мозг разумного существа переводит на родной язык этого разумного существа. Для неразумной, неговорящей твари прибор бесполезен!
– Верни.
Покачивая головой, Найл обработал извлеченный им прибор антисептиком и взял в руки пистолет. Собака насторожилась, поставив торчком плюшевые треугольные ушки и принюхиваясь. Она не сводила умных глаз с Найла, который невольно объяснился: