Три Ярославны - стр. 9

Тогда Ингигерд говорит:

– Эллисив возьмет свои слова обратно, не ею они сказаны.

И тут воины, сопровождающие Ингигерд, расступаются по ее знаку, и Харальд видит Эллисив на белом жеребце, прекрасную, как утренняя заря, и кроткую, как голубка.

Стало тихо на берегу, и Харальд, одолев волнение, спрашивает:

– Правда ли это, Эллисив?

Эллисив отвечает, потупив глаза:

– Конечно, Харальд.

Все зашептались, удивленные, а Чудин едва не свалился за борт ладьи от такого ответа, а Эллисив продолжает кротко:

– Я ведь своим словам хозяйка! Старые возьму, новые скажу.

Харальд говорит:

– Видно, они будут не хуже старых?

Эллисив говорит:

– От добра добра не ищут.

Харальд говорит:

– Каким же добром ты меня наградишь на прощание?

– Наградила бы, – отвечает Эллисив, – да припасти не успела: больно уж ты быстро собрался. Не слыхала я, чтобы враги объявились под Киевом. Или вино кончилось в погребах?

Тут Ингигерд поняла, что дочь говорит не то, чего ей хотелось, но было поздно дать ей строгий знак, потому что все, кто был на берегу, смотрели на них и слушали, а владыкам негоже препираться на глазах простого люда.

Харальд, закипая, говорит Эллисив:

– Уж не от тебя ли, думаешь, бегу?

Эллисив отвечает:

– Бегут от того, кто догоняет. А ты мне зачем?

Тогда Ингигерд не выдержала, дернула поводья, подняв коня на дыбы, и конь скрыл от Харальда Эллисив, и он услышал только, как засмеялась она смехом валькирии, прежде чем ускакать вслед за матерью.

Сильно рассердился Харальд, взошел на корабль и велел отчаливать и больше не сказал ни слова. И вот подняли сходни и опустили весла, один Рагнар остался на берегу.

Ульв с ладьи спрашивает его:

– А ты, Рагнар?

– Останусь у конунга, – отвечает Рагнар.

– В теплых краях платят втрое больше, – говорит Ульв.

– Мне и тут тепло, – отвечает Рагнар.

– Твое дело, – говорит Ульв и берет рулевое весло.

Они медленно отплывают от берега, и ладья выходит на середину реки, так что снова становится виден берег и дом, в котором жили варяги, а возле дома – Рагнар и немногие, кто остался с ним.

Тогда Ульв поджигает от кагана стрелу и говорит:

– Так будет еще теплее.

Он кладет стрелу на лук и пускает ее в сторону берега, и стрела вонзается в деревянную стену дома. И так, вслед за Ульвом, делают все варяги, и стрелы летят на берег, как огненные птицы. И дом загорается, как огромный факел, – и скрывается из глаз за излучиною реки.

И здесь Харальд, печально сидевший на корме, вдруг видит над крутым обрывом белого коня и на нем женщину, глядящую на уплывающую ладью.

И тогда Харальд поднимается и кричит так громко, что птицы в страхе взлетают с реи:

– Эй, Эллисив, запомни: или я не буду Харальд, или ты родишь мне наследника норвежского престола!

Неведомо, услышала ли Эллисив, но повернула коня и вмиг исчезла. А Харальд обернулся к Феодору-живописцу и сказал вису:

И изошли варяги с земли киевской, и покой стал в богохранимом граде сем, понеже пробавлялися бесчинством, блудом и питием; глаголят же иные, дружинник княжий Будило-отрок, затвор кладя на Златые врата, тако рек: «Аще баба с возу – комоню вольнее еси». (Явно поздняя вставка русского переписчика. – В.В.)