Три судьбы. Часть 3. Ведунья - стр. 5
К Марине, наконец, вернулся дар речи, она прижала к себе девочку поплотнее, прошептала сипло, как будто у нее сдавило горло.
– Как ушла? Куда? А дите?
Влас сморщился, вроде его ударили наотмашь, потер жилистыми пальцами лоб, виски, на которых темными росинками выступил пот.
– Ушла… Куда? А туда, куда все наши уходят, которые выбирают вечность. Мы не знаем куда… У них тайный путь. Темный. А Агнесса осталась у меня. Я бы забрал ее… Да поздно…
В эту секунду, как будто вихрь вырвался откуда-то из темного угла комнаты – это Алла в ее длинном темном плаще одним прыжком бросилась к Власу, упала на колени, обняла его ноги, потом упала, прижалась губами к пыльным сапогам.
– Не забирай! Слышишь? Не забирай ее. Пощади!!!
Никто никогда не видел Аллу такой – дикое отчаянье – не злость, не ярость – настоящее отчаянье, смело все другие чувства с ее лица, голос звучал звонко и жалостно, слезы градом катились из полных боли глаз. Влас наклонился, поднял женщину, откинул капюшон с ее лица, поцеловал в лоб, прижал ладони к ее вискам, потом к затылку, отнял руки слегка стряхнул с ладоней невидимую паутину.
– Живи с миром, расти Агнессу. Она тебе Богом послана, не нами. Мы не достойны этого дитя.
Влас еще минуту постоял, держа Аллу за плечи, потом отпустил, подошел к Марине, коснулся лба девочки кончиками пальцев.
– Счастья тебе навеки, дочка. Расти. Прощай.
А потом, как будто морок отвел глаза – Влас медленно пошел в дверям, вышел во двор и растворился в дымке дождевой взвеси, вроде его и не было.
…
Среди бумаг, лежавших в конверте было все – свидетельство о рождении, карточка из роддома и записка Маши. В которой она полностью отказывалась от дочери по имени Агнесса и просила мужа и свою семью не оставить девочку на произвол судьбы. Участковый долго крутил бумажки, охал, крякал, потом плюнул и пробурчал
– А шиш с вами. Идите в отдел, записывайте, я позвоню туда. Сдавать ее – щас дел да бед не оберешься. Пока до нас власти доберутся, разбираться никто не будет. Пусть растет…
…
Вечером дождь стих, ласковая луна мягко светила в окна. Марина чуть постучала в двери спальни Димки и Аллы, и, дождавшись тихого “Да”, вошла, встав у входа. Димка спал на кровати, вытянувшись по швам и разинув рот, а Алла сидела у окна, повязав голову белоснежной косынкой, и держала девочку на руках. Агнесса мирно сосала грудь, шелковая шапочка в атласных ромашках аж подрагивала от ее усердия. Марина, подумав, что от всех переживаний у нее помутилось в голове , подошла ближе, Алла предостерегающе подняла руку.
– Тссс. Представляешь, у меня появилось молоко? Неужели так бывает?
Глава 4. Рассказ Власа
После затяжных, уже предосенних дождей выглянуло солнце, да так и осталось на небе – яркое, жаркое, как будто и не начался сентябрь, а радостный, зелёный июнь на дворе. Уходило оно, правда, спать пораньше, да и вставало неохотно, поздновато, но зато весь день светило яростно, иссушая зрелые травы. Вода в реке была теплой, просто парной, хоть купайся, но давно прогремел Ильин день, берега опустели, хотя неверующая молодежь все равно ныряла с тарзанок, не обращая внимания на ворчание стариков.
В день приезда Кольки с женой Марина с утра растопила печь, несмотря на дружную ругань домашних, но какие маковники в духовке, так, насмешка одна. Лепешку для них Марина только в печи пекла, именно там она получалась тонкая, равномерно поджаристая, но рыхлая, хорошо брала на себя мед, впитывала его, становилась прозрачной, запашистой и солнечной. А потом, когда Марина засыпала её слоем в пух разбитого мака, и она чуть застывала, хрустела ломко, аж слюнки текли, вкуснее не было выпечки.