Три судьбы. Часть 3. Ведунья - стр. 11

–Три месяца!!! Это же с марта, ещё Агнесса тогда….Помнишь? Ты Коле сказала? А? Он ведь так ждёт.

Татьянка кивнула, чмокнула свекровь в щеку, снова уселась на лавку, сообщила

–Мне врач велел парное молоко пить. Говорит, я худая очень и тонкокосная, таз маленький. И что мне надо витамины принимать, список написал. Коля уехал в город, в аптеку.

Марина кивнула, закончила доить, отцедила тёплое молоко в огромную белую эмалированную кружку, сунула невестке.

–Ну-ка давай! Пей. До донышка. Каждый день буду тебе молоко давать прямо с под коровы. Худая она! Откормим! Витамины! С аптеки! Да они вон, витамины, на кустах да деревьях гроздьями растут. Ишь, врач-грач…

… А на дворе стояло лето… Такого лета – пышного, тёплого, с яркими жаркими днями, перемежающимися с нечастыми грозовыми темными, после которых земля на улицах и в огородах парила влажным теплом, утром изумрудная зелень сияла отмытыми листьями, а мурава плотным, упругим, мягким ковром застилала обочины, склоны, улочки и переулки, забиралась в палисадники, не было давно. Незаметно подкрался июль, смородиновые кусты поникли от тяжести чёрных полновесных ягод, грозди красной и белой смородины просвечивали насквозь, пропуская солнечные лучи сквозь спелый сок и стыдливо показывали косточки, поздняя клубника еще ошарашивала ароматом нагретых в полдень ягод – земля дарила свои ценности щедро, не задумываясь.

Алла с Татьянкой при малейшей возможности, улучив минутку бежали к реке, взяв с собой Агнессу, забирались на свое любимое место – там, где под склоном холма старые ивы склоняли свои плакучие ветви до самой воды и прятали забытые деревянные мостки в своих шатрах – укромное, тайное, помнящее еще Лушу и Машу. Там, на небольшом пятачке у самой воды, которое прогревалось солнцем, расстилали одеяло на теплом песке, усаживали ребенка, а потом, наплававшись, ложились сами, и то ли мечтали, то ли дремали, блаженно прикрыв глаза белыми косынками. Агнесса долго не сидела, ей нравилось бродить вокруг, но она не просто ходила, она что-то рассматривала, искала, срывала какие-то травинки, растирала их в пальчиках, нюхала, даже пробовала на вкус. Потом набирала разных стебельков, листьев, корешков, раскладывала их на песке, разбирала по кучкам, что-то шептала про себя, смешно морща чуть вздернутый нос и шевеля розовыми губками. Алла лениво приподнималась на локте, следила за дочкой, очень ей были странны непривычные игры ребенка.

– Ганя, детка… (только Алла называла так девочку, нравилось ей это имя – нежное и кроткое). Что ты делаешь? Что это за травки? Ты знаешь их?

Агнесса поднимала серьезные голубые глазки, которые, как маленькие солнца лучиками были обрамлены пушистыми темно-пшеничными ресницами, кивала матери, показывала пальцем

– Эта – если болит голова, или животик. Эта – для тех, кто плохо спит. Эта – витаминка.

– Откуда ты знаешь это все, рыбка моя?

– Так тетя сказала.

Алла испуганно вскочила, села, притянула ребенка к себе.

– Какая – такая тетя? Ты разве забыла, что я тебе не разрешала разговаривать с чужими?

– Так она не чужая. Она хорошая, добрая. Она меня учит.

– Учит? А когда она к тебе приходит? А какая она? Только не обманывай меня, доченька, нехорошо.

– Она красивая, у нее платье блестящее, серебряное и коса длинная, как золотая. А когда приходит – не знаю. Ночью. Когда я сплю…