Три суда, или Убийство во время бала - стр. 29

– Потому вы, вероятно, и оборвали ваше платье, что заранее не приучили себя лазить по лестницам. Но этот клок сукна найден на лестнице, по которой вы спускались из дома Русланова.

Ичалов молчал.

– Я могу даже сказать вам, что это платье шил вам портной Фишер.

– Это действительно мой портной.

– Не ваши ли это сапоги?

– Может быть, и мои.

– Не были ли они на вас двадцатого октября?

– Не помню.

– Не в них ли вы были, когда бежали по саду Русланова?

– Когда?

– Двадцатого октября, после убийства!

– Я уже сказал вам, что двадцатого октября не выходил из дома.

– Каким образом досталась вам бриллиантовая диадема Елены Руслановой?

– У меня ее нет.

– Знаю. Вот она, здесь, в этой коробке. Эту диадему вы в Москве продали Аарону по баснословно низкой цене.

– Я никакого Аарона не знаю и в Москве не был.

– Позвольте посмотреть вашу правую руку?

Ичалов протянул ко мне свою правую руку и держал ее наружной стороной кверху. Я ее перевернул. Два больших, уже почти заживших шрама виднелись на ладони. Пятый и четвертый пальцы были наполовину согнуты.

– Прошу вас вытянуть согнутые пальцы.

– Я не могу, пальцы мои болят.

– Отчего болят ваши пальцы?

– Я порезал себе руку во время охоты.

– Так вы настаиваете на своем? Вы не признаете себя виновным?

– В убийстве Елены Владимировны я виновен настолько же, насколько и вы.

– Но я могу рассказать вам теперь все подробности совершенного вами преступления.

– Мне будет очень интересно их выслушать.

– Двадцатого октября, во время бала, вы зарезали Русланову и похитили с ее головы диадему. Спускаясь через окно по лестнице, вы ее уронили и упали вместе с ней. Падая, вы выронили диадему и нож, которым при падении ранили себе руку. При этом пола вашего пиджака застряла в расщепе лестницы. Вставая, вы оторвали кусок вашего пиджака. Затем, подняв оброненные вещи, вы пробежали садом и перелезли через забор. Вы думали, что вас в это время никто не видел. Но вы упускаете из виду, что оставили кусок вашего платья на лестнице, что от ваших сапог остались следы на снегу и что кровью своей вы обрызгали забор. По этим указаниям началось следствие.

Двадцать первого октября вы уехали в Москву, где остановились в гостинице «Мир». Туда к вам являлся ростовщик Аарон, с которым вы условились о цене за бриллианты. На другой день вы послали к ростовщику рассыльного (бляха № 61), а сами скрылись и поехали к отцу в деревню. Верно? Не так ли? Вы видите, господин Ичалов, что я знаю достаточно, чтобы не сомневаться в том, кем совершено преступление. Я советовал бы вам не упорствовать далее в запирательстве: чистосердечное признание облегчает наказание, и вам было бы лучше избавить меня от необходимости уличать вас посредством свидетелей.

– Я не виновен в убийстве Руслановой, – сказал Ичалов.

Я отворил боковую дверь и позвал Аарона. За ним вошли доктор и конвойные.

– Хаим Файвелович Аарон, – сказал я, – нет ли между нами того, кто вам продал бриллианты?

Аарон подошел к Ичалову и сказал ему:

– Отдайте мне мои триста рублей! Я знаю, что они не у вас, но вы виноваты в том, что я их теряю.

Ичалов оставался спокойным, не обращая внимания на слова еврея.

– Хаим Файвелович Аарон! Повторите ваше показание.

Еврей снова рассказал то, что уже было известно.

– Ну, что же?

– Ничего! – сказал Ичалов.

Я велел увести Аарона в тюремный замок и предложил доктору осмотреть руку Ичалова. Доктор заключил, что сухожилия двух пальцев были повреждены порезом очень острого ножа.