Три суда, или Убийство во время бала - стр. 27

– Он уехал один?

– Один.

– Что же, он уезжал тогда из города или ездил только на станцию провожать кого-либо из знакомых?

– Уехали из города. При мне билет до Москвы брали. Мелочи, значит, у них не было, так и велели они: иди, говорят, к кассе, там разменяют.

– Во что он был одет?

– Не приметил, помню только, была на них белая баранья шапка!

– А кто вносил его чемодан?

– Да я, значит, и чемодан внес. Так, махонький был. А там, на станции, у меня его приняла прислуга.

Я отпустил извозчика.

Ичалова все еще не было. Я опасался, чтобы, узнав об обыске, он как-нибудь не скрылся. Впрочем, я успокаивал себя тем, что за ним отправился сам Кокорин. Я между тем послал за Аароном, портным Фишером и доктором Тарховым. Когда они прибыли, я поместил их в соседней комнате.

Часов в пять ко мне в комнату поспешно вошел прокурор.

– Правда ли, – спросил он меня, – что вы распорядились привлечь к следствию Ичалова и уже произвели у него обыск?

– Правда. Но каким образом это могло дойти до вас так скоро?

– Отец его вбежал ко мне, как сумасшедший, в то самое время, как я сидел за обедом. Он жаловался на какие-то насилия и притеснения. Расскажите, в чем дело?

Я подал ему следственные документы. Прокурор внимательно просмотрел их.

– Да, кажется, тут не может быть сомнения. Он виновен. Но все-таки нельзя этому не удивляться. За Иналовым нельзя было даже и подозревать подобного преступления; это молодой человек вполне добропорядочный, везде был хорошо принят и всеми был очень любим. Я буду присутствовать при допросе, – продолжал прокурор. – Отец его, выслушав от меня, что ему следует жаловаться через вас в окружный суд, поехал к прокурору судебной палаты. Нет сомнения, что он сам ничего не подозревает об этом деле. Сюрприз будет для него неприятный.

Доложили о приезде частного пристава. Кокорин вошел, он был заметно изнуренный.

– Один?

– Нет, Ичалов дожидается в приемной, с ним мой помощник и городовые. Ну, он меня порядочно-таки упарил.

– Что, он скрывался?

– Да в том-то и дело, что нет, а я вообразил себе, что он непременно должен скрываться. Уж я и туда и сюда – нигде нет. Я объехал и обшарил по крайней мере десять домов, а он играет себе преспокойно на бильярде в трактире.

– Может ли быть? И он ничего не знает о том, что у него производили обыск?

– Как не знает! Из дому к нему приходил человек сказать об этом.

– Что же он ответил?

– Пускай, говорит, обыскивают.

– Что же это? Беспечность, хладнокровие?.. Введите его.

Полицейские чиновники вышли. Я остался с прокурором. Дверь растворилась, и в кабинет вошел молодой человек. Он притворил за собой дверь и поклонился.

– Позвольте просить вас подойти к столу, – сказал я.

Он подошел. Высокий рост, сильное сложение и необыкновенно красивая наружность делали его замечательным.

– Вы дворянин Никандр Петрович Ичалов?

– Да-с, я Ичалов.

– Который вам год?

– Двадцать третий.

– Ваше вероисповедание?

– Конечно, православное.

– Вы служите?

– Нет.

– Под судом не были?

– Не был, да, вероятно, не буду и в дальнейшее время.

– Дай Бог, чтобы уверенность ваша вас не обманула.

Необычайное спокойствие Ичалова приводило меня в недоумение. Мы с прокурором невольно переглянулись.

– Вы знавали Елену Владимировну Русланову? – продолжал я допрос.

– Да, я был хорошо принят в доме ее родителей и пользовался ее вниманием.