Три сестры, три королевы - стр. 64

Наш посол в Англии пишет, что Екатерина потеряла одного ребенка, девочку, из двойни, которой она беременна, но удивительно, она все еще носит второго ребенка.

– Это весьма необычно, – замечает мой муж, читая письмо вслух возле камина в моей спальне после того, как все мои фрейлины были отосланы на ночь. – Ей очень повезло.

Я чувствую, как меня окатывает волна раздражения при мысли о том, что в то время, как я на коленях молилась об утолении горя Екатерины от потери ребенка, она могла остаться беременной мальчиком. Ну надо же, она написала мне такое полное трагизма письмо, в то время как все еще была беременна! И выдумала какие-то страдания из совершенно незначительного повода!

– В каком смысле необычно? – сухо осведомляюсь я, раздражаясь еще и от того, что мой собственный муж находит интересными всякие странные вещи, вроде лекарского дела, чтения ужасных книг с не менее ужасными рисунками разрезанных и пораженных заболеваниями сердец и вспученных внутренностей.

– Необычно то, что она потеряла не обоих детей сразу, а сохранила одного из двойни, – отвечает он, перечитывая письмо. – Да будет Господь милостив к ней. Надеюсь, с ней произошло именно так, потому что обычно невозможно потерять одного из близнецов и сохранить второго. Интересно, как она узнала о том, что у нее еще остался один ребенок. Какая жалость, что ее не может осмотреть хороший лекарь. Возможно, она не беременна, а к ней еще просто не вернулись обычные женские недомогания.

Я прижимаю ладони к ушам.

– Да как вы можете говорить о женских недомоганиях королевы! – протестую я.

Яков же просто смеется, опуская мои руки.

– Я знаю, что тебя это возмущает, но она такая же женщина, как и все остальные.

– Я бы никогда не позволила лекарю осматривать себя, даже если бы умирала в родах! – горячусь я. – Как можно мужчине подходить даже близко к королеве в такой час? Моя бабушка особенно наказывала мне, что королева должна отправляться в уединение, где ей могут прислуживать одни женщины, и пребывать там в темноте, в запертых и занавешенных комнатах или в одной из них. Ей нельзя даже видеться со священником, который приходит, чтобы отслужить мессу, он должен делать это, скрываясь за ширмой.

– Но как же быть, если женщине, находящейся в уединении, понадобится помощь лекаря? Что, если что-то пойдет не так? Разве твоя бабушка сама чуть не скончалась во время родов? Неужели ты думаешь, что ей помешала бы помощь лекаря в такой момент?

– Да что мужчина может понимать в подобных вещах?

– Маргарита, ну не будьте же так глупы! То, что происходит с женщиной, не является таинством! И коровы, и свиньи рожают своих детенышей. Неужели ты думаешь, что королевы рожают как-то иначе? Не так, как все остальные живые существа?

– Я не хочу об этом слышать! – Я срываюсь почти на визг. – Это ересь! Или предательство! Или и то и другое!

Я закрываю руками раскрасневшееся от возмущения лицо, но он снова берет меня за руки и нежно целует каждую ладонь.

– Тебе и не надо об этом слушать, – говорит он. – Я не прорицатель или гадалка на деревенской ярмарке, я могу знать о чем-то, не крича об этом на каждом углу.

– В любом случае она, должно быть, самая удачливая женщина в мире, – с обидой говорю я. – Если она сумела получить сочувствие всего христианского мира в связи с утратой дочери, одновременно выносив сына.