Три романа и первые двадцать шесть рассказов (сборник) - стр. 101

– Соляр.

– Тем более.

Пожали плечами:

– Бери. Чем качать будешь?

Пока шофер канючил, чтоб землячки качнули своим шлангом со своим насосом, родственный стон издала, как пароль, вторая цистерна, облезлая до полной потери цвета. Надпись «Огнеопасно!» на этом борту выглядела наивным хвастовством туземца.

– Што, наливают? – деловито высунулся из кабины конопатый пацан.

– Наливают… отпускают… – пробормотал первый шофер, танцуя на цистерне и отдирая крышки.

Скандал разразился через час. Шоферский телеграф, так ненавидимый гаишниками и мешающий собирать дань, сработал и на этот раз с труднообъяснимой скоростью. Голодная колонна прибывала в три ряда, и кому-то уже дали по морде, чтоб не лез вперед: сигналили, напирали и гнали волну, что нечего так долго возиться.

– Еще шланг давай!

– Все! – надрывались на «Волго-Доне». – Портвейн из оувер! Кина не будет, весь танк откачали.

– Так давай следующий! – свистела и прыгала толпа. – Чего – опять зиму без соляра сидеть? Качай… труженики моря, мля!

Речь с берега была построена на оперном контрапункте в три односложных слова, перевитых в трос. С непревосходимой краткостью и на верхнем пороге слухового восприятия поведали, что для техники горючего нет, света нет, больница без электричества, и лампочку Ильича осталось только засунуть туда, где мы все и так давно сидим. «И там раздавить!»

В стороне стоял директор нефтебазы, заложив руки за спину. Товар тек мимо рук. Заплачены капитану были смешные гроши, но наличными. Теперь оставалось только выколачивать из получателей безнал: фиг много возьмешь с пустых счетов. Стихийный процесс можно было пресечь только ОМОНом. ОМОНа у директора не было. Оставалось искать решение. Бухгалтерия забегала вдоль колонны, суя на подпись накладные с баснословными цифрами. Когда-то директор служил в артиллерии, и более всего помнил сейчас доклад: «Откат нормальный!»

И тогда сучий потрох Груня, этот революционный матрос, успевший на берегу дернуть дури, понял, что настал его звездный час внести вклад в дело мировой справедливости. Он без стука вошел в капитанскую каюту, где невозмутимый волгарь потел над листом бумаги, тщась составить для начальства и истории внятное описание происшедшего, и хозяйственно обнажил маузер.

– Чего еще? – недовольно поднял голову капитан. Видно было, что стволом его так же трудно вывести из равновесия, как и столкновением с крейсером «Аврора» на судоходном фарватере Белого озера. К концу XX века в России перестали удивляться чему бы то ни было, события последних лет выбрали весь лимит удивления у электората.

– Приказ революционного военного совета крейсера «Аврора», – возвестил Груня театрально, стараясь попасть плывущим голосом в баритональный регистр диктора центрального телевидения, читающего указ президента о роспуске и расстреле Думы с конфискацией имущества. – Топливо сдать народу.

– Гуляй, – сказал капитан.

Груня повертел перед глазами маузер, спустил предохранитель, передернул затвор и выстрелил в стол.

– Обалдел? – спросил капитан.

– Вы не правы, – ответил Груня и выстрелил в переборку над его головой.

Капитан пожал плечами.

– Откачивайте, – сказал он.

– В то время, как народ… страждет! наймиты капитала способствуют… грабить недра.

– Не звони.

– Звони старпому – приказывай! (Порылся в памяти и не нашел ничего лучше фразы из детской книжки): Палец-то у меня так и пляшет на спусковом крючке!