Тревожный месяц вересень - стр. 40
– А что годится?
– Я скажу что. – Она накрыла мою ладонь своею. Рука у нее была горячая, как химпакет. – Переезжай ко мне. Ну, в прыймы, уж как хочешь. Тебе хорошо будет. Войну перезимуем. Заботиться буду. Ты ж раненый, тебе хорошая баба нужна. Ласковая, умелая. Я верная тебе буду. Честно! Разве бабы от доброй жизни гуляют? Я тебя беречь буду. Тебе такая, как я, нужна, поверь, с пониманием. Ну, годочка на три старшая, так то ж не беда. Все, пока молодые, молодые по-разному, а к старости все сравняются, придет час! – Она примолкла, как будто давая мне возможность подумать. – А не захочешь потом, надоест – держать не буду. Тебе учиться надо, я ж понимаю, голова у тебя толковая. Ты здесь на временной побывке. А мне – хоть немного человечьей жизни. Хоть чуть-чуть. Чтоб было что вспомнить…
– А Горелый? – спросил я.
– Что – Горелый? Я ж тебя не спрашиваю про твою биографию.
– Как ему понравится?
– Пусть бы сунулся! – сказала Варвара грозно. – А то взяли бы и уехали. Нет, со мной бы ты не пропал и до мирной жизни дожил. Ты и так своей кровушки отдал досыта. О себе надо думать. Я хоть не такая грамотная, как ты, а все же ум у меня расторопнее. Я дело говорю, Ваня… Иван Николаевич!
Наверно, она дело говорила. И, наверно, искренне. Разумное предложение – дожить в тепле и сытости до мирных дней. Ребята там, на фронте, небось снова ползают на брюхе за передовую. И, как всегда, вернувшись с разведданными или с «языком», кого-то недосчитывают.
– Нет, Варвара, – сказал я. – Мне такая жизнь не личит. Но вообще… спасибо!
– Не жалеешь меня? – спросила она.
– Не до жалостей, – сказал я, не глядя на нее и чуть отодвигаясь. – Бандиты рядом. Тебя пожалеешь… себя… А как быть с другими?
– Ох, дурак! – сказала Варвара. – Не знаешь, что у твоей жизни есть цена. И подороже, чем у других. Ну почему не понимаешь? Да ты пойми, ты хоть и воевал, ты против Горелого – морковка. Он мужик в силе, при уме. Ты послушайся! Я тебе спастись предлагаю. Уберечься.
– Нет, Варя. Не туда моя дорожка…
– И мне ты все пути срезаешь, – сказала она. – Ты мне ничего не оставляешь, Иван, кроме одного. – Она вдруг замолкла на секунду. – Я за тобой хочу укрыться, пойми. Ты меня спасешь, а я – тебя. Мы квиты будем. Ну а там, захочешь, гуляй, вольному воля.
– Ну, хорошо! – не выдержал я. – Хорошо! Помоги сначала с Горелым справиться. Скажи, как его взять.
Она задумалась и посмотрела на меня внимательно. Влажная поволока сошла с глаз, и в них появилась трезвая бухгалтерская сосредоточенность. Удивительно, как в ней совмещались два человека…
– Нет, – сказала наконец Варвара твердо. – Не совладать тебе. Загубишь ты нас обоих, вот и все. Ты парень с фантазиями, не могу я тебе в этом довериться.
– Ну, я пошел, – сказал я и встал. Бежать надо было отсюда, бежать!
– Пацан ты все-таки, – сказала она сдавленно. – Понавешали тебе отличий, а ты пацан. В герои хочешь? Вон их сколько стало, героев, безруких да безногих. Кому они нужны? А те, что под холмиками позасыпаны? Кто их станет будить, Михаил-архангел? Второй жизни не жди, Иван…
Тут в сенях загремели, и в хату, не дожидаясь ответа на стук, вошел Попеленко. Ну и рад я ему был!
– Здравствуйте, хозяева и гости! – сказал Попеленко. Он мигом оценил обстановку, скользнул взглядом по столу – ничего еще не было тронуто. Попеленко посветлел.