Третья - стр. 23

Как только фигура в пиджаке сошла с крыльца и направилась размашистым шагом туда, откуда валил дым (шутники вы, «триэсовцы»), я бросилась прочь. Гэл рассказывал мне, куда нужно бежать, раскладывал на столе фотографии периметра дома, рисовал стрелки. Где же та изгородь, которую он показывал, где проход, где арка? Завернув за угол дома, я почти сразу приметила ее и бросилась со всех ног через газон. Потерялась одна туфля, сбросила вторую – к черту обновки, ‒ быстрее, лишь бы быстрее…

И почти добежала до арки, когда навстречу мне вывернул охранник. Зарычал сразу, вероятно, предупрежденный Салимом:

‒ Далеко собралась?

Попытался схватить.

От неожиданности и резкого торможения я поскользнулась на траве, начала падать на пятую точку. Попыталась схватиться за воздух, но вместо этого напоролась на низкую ограду клумбы – ограду, сплошь состоящую из пик с острыми наконечниками, на которые так любили в фильмах надевать отрубленные головы. «Только идиот мог огородить ими клумбу…»

Ладонь, которой я проскребла по острию, взвыла от боли так, что на миг потемнело в глазах, качнулся мир.

«Сейчас меня затащат обратно в дом. Поволокут за шкирку по траве, вернут уже покалеченную». Оставляя на траве кровавые следы, я развернулась, поползла прочь, уже зная, что сейчас окажусь схваченной, но еще один мягкий хлопок заставил охранника повалиться на землю.

«Дротик». Я смотрела на торчащую из шеи иглу, силясь отдышаться.

Кто-то… усыпил… его… Эйс?

Одно было ясно: мне нужно добраться до машины, добежать до нее, чтобы спастись.

И я, скуля, как пес от ноющей конечности, взлетела с земли, рванула под свод спасительной арки, где для меня заранее была отперта калитка.

‒ Гони!

Хорошо, что они оба оказались в машине, хорошо, что не пришлось никого ждать – я сошла бы с ума от паники. Никогда не знала, что «Барион» умеет ускоряться, как гоночный болид: когда Гэл «погнал», меня вжало в спинку сиденья и временно завалило на бок.

Выровнялась я, судорожно хватая воздух, зажала раненую руку между колен, сцепила зубы, чтобы не застонать. А у меня с собой даже аптечки нет, про нее я не подумала, собирая вещи.

Еще предстояло признаться в провале – критичный момент. Все насмарку.

Машина уже неслась прочь по улице, меня потряхивало от холода, от нервов.

‒ Он… закрыл код руками… Когда набирал. ‒ Лучше сейчас, не потом. – Я его не увидела…

«Черт» ‒ это слово никто не произнес, но им веяло в салоне от короткого взгляда в зеркало Коэна, от повернувшегося на секунду к моей фигуре лица Эйса.

Только бы никто из них сейчас не сказал: «Ну ты и дура!» или «Блин, вот ты невезучая…»

Я знала, что невезучая. В этот день точно – кто же знал, что все случится именно так? И укор добил бы меня теперь, порезал бы сердце.

Но Арнау промолчал, Гэл тоже. Наверное, они не корили своих, наверное, понимали, что слова злости в этом случае мимо. И за это спасибо.

‒ Ни цифры? – только уточнил Эйс напряженно.

‒ Н…нет. Он… закрыл…

Ни к чему повторяться.

‒ Вот урод, ‒ выругался Коэн. Не на меня ‒ на Салима, и непривычный холод, застывший в его глазах, следящих за дорогой, заставил меня почувствовать себя никчемной, окончательно бесполезной. Все зря. Весь этот риск, взрывы, дым…

Не знаю, зачем я пояснила:

‒ Я… записала его разговор на диктофон… Пока мы ехали к его дому.